Дмитрий Абрамов - Новый Рим и славяне. Византийские мотивы славянства и Руси

Через несколько мгновений он ударами древка опрокинул на землю двоих бунтовщиков и оказался рядом с наёмниками.

– Свароже! Непоборимыи! – исторгли сотнями глоток симмахи, прорываясь вслед за своим князем.

Когда Хилвудий уже достиг цели, то почувствовал, что его будто обожгло от удара в левое бедро. Горячая кровь стала заливать поножи и выступила ярким пятном на серых браках. Превозмогая боль, стратиг мужественно разил копьём врага. Готы, вырвавшиеся в центр беговой арены, но отрезанные от своих соплеменников, были спасены. Тот, что стоял на одном колене, остался жив, но почти замертво рухнул на землю, истекая кровью. Другой также был сильно ранен, но, как мог, продолжал биться рядом с Хилвудием.

Вскоре сопротивление предводителей бунтовщиков и их ярых сподвижников было сломлено. Стратиоты Велисария с наёмниками двинулись через арену, никого не щадя на своём пути. «Толпа была скошена, как трава», – писал об этих событиях современник Иоанн Зонара. Все повстанцы, находившиеся в цирке, были убиты, и к ночи, когда бойня прекратилась, арена ипподрома была завалена окровавленными трупами. В сумерках в Константинополь вошёл отряд отборной конницы, прибывшей из Цурула, и под предводительством таксиарха Асвада. Он начал расправу над бунтовщиками, схваченными на улицах с оружием в руках. К утру восстание было подавлено окончательно. Пожары в городе стали тушить, и мирное население возвращалось в свои дома. Когда сочли потери, то оказалось, что на ипподроме, на площадях и улицах города нашли свою смерть более тридцати пяти тысяч бунтовщиков. В войсках базилевса около семидесяти воинов погибло в столкновениях, более ста получили ранения. Однако им оказывали помощь и врачевали раны лучшие лекари империи. Повстанцев, раненных в схватках, добивали или оставляли истекать кровью и медленно умирать на месте.

На следующий день после подавления бунта раненый Хилвудий, с трудом держась в седле, в окружении нескольких соратников проезжал мимо ипподрома. Здесь все прилегающие улицы и площади были выстелены телами тысяч убитых повстанцев, которых солдаты Юстиниана вынесли из стен ипподрома и выложили для устрашения недовольных на мостовые улиц и площадей. Стратиг остановил коня и обозрел эту мрачную картину. Пожилые женщины в чёрном из среды простонародья бродили среди тысяч мертвецов, пытаясь опознать среди них знакомых или родных. Мужчин среди тех, кто осматривал убитых, не было. Кое-где прямо на камнях мостовой были поставлены и зажжены поминальные свечи. Кого-то из поверженных накрыли белым покрывалом, чтобы скрыть наготу. Кому-то вложили в руки простенький деревянный крест или небольшой образ христианского бога. Этот обычай греков вызывал удивление и уважение Хилвудия. Местами звучала негромкая, печальная, поминальная молитва на греческом, с трудом понятная уху варвара. Повинуясь какому-то внутреннему чувству, стратиг с трудом сошёл с коня. Лики павших врагов всегда вызывали интерес у него. Хилвудий всмотрелся. Ни одно из увиденных им лиц не выражало ни страха, ни сожаления, ни мести, ни боли. Кто-то из сражённых умер, закрывав лик тыльной стороной ошеей длани. Рука так и застыла у лба и глаз, словно умиравший закрыл глаза от яркой вспышки. Но в этом остановленном смертью движении не было и тени страха. Везде виделось строгое торжество правоты, покоя и вечности. Хилвудий помнил, что в схватке на многих бунтовщиках были доспехи. Нынче же всё защитное вооружение с убитых было снято. С некоторых сняли даже туники. На телах и одеждах были видны смертельные раны, запёкшиеся чёрной кровью. Солдаты-стратиоты Юстиниана явно поживились за счёт побеждённых. Стратиг обратил внимание и на то, что местами камни и плиты мостовой были ещё сыры и покрыты лужицами невысохшей кровавой жижи. Отдельные покойники подплыли кровью. Значит, когда их подобрали на ипподроме и выбросили на улицы, те были ещё живы… Сердце билось, гнало кровь, но никто и не подумал оказать помощь поверженному, раненому врагу. Эта жестокость ромеев в очередной раз удивила и заставила задуматься Хилвудия. Во всяком случае, анты и другие славяне уважали достойного, смелого, пусть раненого врага и не бросили бы его умирать без помощи…

– Остави их, княже, – негромко произнёс Ратибор, сошедший с коня и тронувший Хилвудия за плечо.

– Мыслю, есть оправдание их пред боги? – то ли молвил, то ли спросил стратиг у сородича.

– Днесь имате ины делы. Надо ехати, княже, – тихо отвечал Ратибор.