Джеймс Уиллард Шульц - Шкура белого бизона

Белый бизон пересек тропу всего в пятидесяти ярдах впереди нас, и наши лошади скакали быстрее него. Мы почти догнали его, когда лошадь Апси попала передней ногой в холмик перед норой сурка и оба они упали, моя лошадь отскочила в сторону, чтобы они ее на сшибли. Я видел, что Апси сразу вскочил, он не пострадал, но погоня для него закончилась. А я в следующий момент был совсем рядом с белым, нос моей лошади почти касался его крестца!

Так мы скакали, и я хотел уже было стрелять, но неожиданно он развернулся и поскакал вверх по склону. Моя лошадь тоже развернулась, и я выстрелил ему под лопатку, но промазал. Я выстрелил еще и еще, и пятый выстрел поразил его в правую заднюю ногу, и он упал. Спешившись, я последним выстрелом прервал его страдания.

Пока я стоял, восхищенно глядя на свою добычу с шерстью кремового цвета и с черными рогами, подошел Апси, поющий песню волка – песню охотника, а потом подтянулись мой дядя, Женщина-Горностай, Бакли, наши работники-французы с упряжками и фургонами, и последними их индейские жены с детьми и с лошадьми – верховыми, запряженными в травуа, вьючными и тащившими длинные жерди. Эти последние пели и молились, крича друг другу, что я это сделал, я добыл белого бизона, и так сбылось видение Бобрихи, жрицы Солнца.

Более остальных была возбуждена жена моего дяди, Женщина-Горностай, моя почти-мать. Спрыгнув с лошади, она подбежала ко мне, обняла меня, и с повлажневшими глазами стала благодарить Солнце за то, что оно выбрало именно меня для того, чтобы убить животное из священного видения Бобрихи.

Только я один чувствовал, с каким циничным настроением мой дядя, сидя в седле, наблюдает за происходящим. Когда, наконец, он смог заставить остальных слышать его, то сказал, что уже перевалило за полдень, и нужно двигаться дальше, чтобы до вечера найти место для нового торгового поста и там разбить лагерь. На это Женщина-Горностай гневно ответила, что добыть белого бизона и аккуратно освежевать тушу – дело намного более важное, чем строительство любого торгового поста.

А я что? Когда мне шел десятый год, мои отец и мать внезапно скончались, и мой дядя привез меня в Сент-Луис, чтобы я рос вместе с ним и Женщиной-Горностаем и помогал им в торговле с индейцами, и, благодаря тесному общению с молодежью и стариками племени черноногих, я должен признать, что очень уважал их верования. Их искренние молитвы, песни, заставлявшие душу трепетать, торжественные обряды, проводимые жрецами Солнца – все это очень сильно на меня влияло.

Мы с Апси начали свежевать бизона, наши люди с интересом на это смотрели. Бакли достал свой нож и хотел было помочь нам, но был остановлен протестующим криком женщин.

– Ты неверующий. Ты не молишься Солнцу – ты не должен касаться священного белого животного! – сказали они.

– Хорошо, а почему тогда это делает Красный Лис? – спросил он, указывая на меня.

– Ах! Он совсем другое дело, он верующий. Разве не он убил белое животное? Солнце любит его, у него полное право его свежевать, – ответила Женщина-Горностай, и другие женщины хором подтвердили ее правоту.

Я не стал возражать ей и не стал смотреть на отца и Бакли – как я понял, они были недовольны.

Туша скоро была освежевана, и, как только шкура была снята, Женщина-Горностай сказала:

– Красный Лис, ты теперь должен отдать эту тушу Тому, Кто Наверху.

– Я не могу. Я не знаю верных слов, не знаю, как это делать. Пусть Апси совершит обряд, – ответил я. Я не стал говорить, что мне неудобно делать это под хмурыми взглядами дяди и Бакли и стать впоследствии объектом их бесконечных шуток.

Так что, подняв руки к небу, Апси запел:

– О, Солнце! О ты, Могучий Путник в синеве, будь к нам милостиво. Пожалей всех нас – мужчин, женщин, детей. Ты дало нам его, одного из своих священных животных. Мы взяли его шкуру, чтобы тщательно выделать ее для тебя и отдать тебе, когда мы в следующий раз построим священную хижину. А теперь мы, как ты много лет назад велело нам делать, отдаем тебе всю его тушу. Так будь же милостиво к нам! Дай нам долгую жизнь, богатую и счастливую. Дай всем нам дожить до старости.

– Да, Солнце! Будь милостиво ко всем нам! – подхватили женщины и дети.

После этого мы с Апси привязали тяжелую шкуру к моему седлу, и длинный караван тронулся в путь. Я услышал, как Бакли сказал дяде:

– Генри настоящий индеец, только кожа другая; он действительно верит в эту чушь насчет Солнца.

На что дядя ответил:

– Да, это так, он действительно верит, и, между прочим, это совсем не вредит бизнесу с черноногими; напротив, мы удерживаем их от того, чтобы иметь дело с дюжиной наших конкурентов.