Сергей Суханов - Тень Химавата

«Носовая мачта! – мелькнула спасительная мысль. – Она загорится в последнюю очередь».

Иешуа дернул за веревку, чтобы панчал посмотрел на него, затем бросился к носу судна, чувствуя на плече руку товарища. Вот среди дымных клубов мелькнуло косое бревно.

«Когда коландия уткнется в берег, мы спрыгнем на мелководье и спрячемся в кустах – это единственный шанс спастись», – отчаянно думал иудей.

Внезапно судно тряхнуло так, что люди повалились с ног. Ящики и корзины разметало по палубе. Над Иешуа гигантской плетью пронесся горящий обрывок каната, едва не задев голову.

Зловещий шепот стрел, пылающие снасти, клубы дыма и крики раненых – промедление в этом аду было подобно смерти.

Беглецы залезли на бревно, обхватив его руками и ногами. Дым ел глаза, черные от сажи ладони скользили по дереву, но оба медленно ползли к краю.

Вдруг сзади раздался крик. Иешуа оглянулся – из шеи панчала торчала стрела, а сам он замер с выпученными глазами, давясь кровью. Еще через секунду пальцы разжались, и он рухнул вниз, увлекая за собой иудея.

Мгновение свободного полета закончилось болезненным ударом о воду. Иешуа на миг потерял способность соображать. Сквозь мутную желтоватую пелену он отрешенно смотрел на водоросли, снующих рыб, мертвого товарища, опускавшегося вместе с ним на дно.

Пока не почувствовал, что сейчас задохнется.

Внезапно наступившая тишина быстро вернула ему самообладание. Оттолкнувшись от грунта ногами, он устремился вверх. Но едва сделал вдох, как рывок веревки заставил его уйти под воду.

Снова оказавшись на дне, Иешуа подтянул труп, толкнул его к поверхности моря и уже затем, делая маховые движения, вырвался на воздух.

Когда-то, проведя несколько дней с отцом на озере Ям-Киннерет [26] Ям-Киннерет – озеро Киннерет, Галилейское море, Геннисаретское озеро, современное Тивериадское озеро в Израиле. , он научился плавать. Теперь тело легко вспомнило навыки, словно и не было этих двадцати лет.

Иешуа завертел головой по сторонам. Мимо проскользила стайка полосатых морских змей. Побоище продолжалось: андхры топили спрыгнувших с корабля ассакенов и гребцов. Объятая пламенем коландия наполовину затонула.

Обхватив тело панчала, иудей поплыл к берегу. Вот и спасительные мангры. Он из последних сил взобрался на кочку, вытянув за собой мертвеца. Измазанные илом смуглые тела сливались с землей.

Внезапно один из сангаров направился к берегу. Иешуа запаниковал: в кустах спрятаться не удастся, потому что затащить туда труп у него нет сил. Разрезать канат нечем… Что делать?

Он сполз в воду, перевалил мертвеца на себя и замер. Из-под руки панчала наблюдал, как сангар медленно проплывает вдоль берега.

«Лишь бы нас не почуяли крокодилы!»

Андхры свирепо вглядывались в джунгли, пытаясь уловить малейшее движение. На двух утопленников они не обратили внимания. Когда лодка скрылась из виду, Иешуа вылез на берег. Долго лежал, отдыхая, а на закате, обессиленный, заснул…

Утром он очнулся от оглушительного птичьего гомона. Сел, осмотрелся. Во все стороны брызнули лупоглазые илистые прыгуны. Искусанное москитами тело сильно чесалось.

Над панчалом роились мухи, по лицу ползали рачки. Отлив обнажил широкую полосу ила, а море теперь плескалось в десяти локтях от того места, где находился беглец.

Коландия пропала: скорее всего, она полностью сгорела. Дно было усеяно корабельным мусором, раковинами моллюсков и известковыми трубками морских червей.

В воде лицом вниз лежал ассакен с проломленной головой. Волны покачивали тело, отчего казалось, будто степняк из последних сил продолжает ползти на берег. Чтобы дотянуться до него, пришлось подтащить к себе панчала.

«Хорошая компания, – с мрачной иронией подумал Иешуа, – из троих двое – мертвецы».

За голенищем сапога нашелся нож с деревянной ручкой. Тогда иудей оттянул канат рукой и начал его пилить. Отбросив с отвращением обрезок, побрел к кустарнику.

Джунгли сомкнулись за ним непроницаемой стеной, а начавшийся вскоре прилив навсегда стер следы беглеца на мокрой глине. Прежняя рабская жизнь осталась на Малабарском побережье вместе с головешками сгоревшей коландии и телами погибших при абордаже людей.

Бхимадаса с удовольствием опустился на траву.

Поджав под себя ноги, потянулся к узелку с едой, в котором лежали несколько пшеничных лепешек, комок масла гхи, сильно наперченные рисовые шарики с кунжутом и рубленым чесноком, пригоршня жареной саранчи, а также спелое, источающее сладкий аромат манго.