Борис Давыдов - Московит-2

Богдан осторожно закрыл покойнику глаза, шепча молитву.

– Пане гетмане, ну не надо так мучиться! – от участливого голоса генерального писаря на какой-то миг становилось легче, а потом душевная боль накатывала снова. – Все мы в руце Божьей, все смертны… А уж гибель на войне – дело самое что ни на есть обычное. Исправить твоя милость ничего не сможет, так к чему же терзать себя?

Хмельницкий тяжело вздохнул, утирая повлажневшие глаза.

– Знаю… Но как тяжко! Он предан мне был душой и телом. А я его ругал, грозился из полковников погнать, даже казнить…

– Так ведь за дело же!

– Истинно, за дело. Но мне от этого не легче. Ох, Максиме, Максиме! Повернуть бы время назад, я бы тебя при себе удержал. Пусть Лысенко повел бы полк на приступ…

– Он не остался бы в тылу, то пан гетман сам знает. Не таким человеком был покойник. Жил одной лишь местью да жаждой крови… Прости, Господи! – Выговский поспешно перекрестился.

– Бог ему простит, надеюсь, – тихо произнес гетман. – Горе его терзало, лютое горе. Видимо, что-то с разумом стряслось… Ох, какую тяжкую ношу порой взваливает судьба на плечи человеческие! И пусть панотцы говорят, что Бог никому не посылает испытания не по силам, а все же призадумаешься: за что?! Вот и мой сын… – Богдан поспешно умолк, плотно сжал губы и отвернулся от Выговского, чтобы тот не заметил слез, покатившихся по щекам.

– Пути Божьи неисповедимы, пане гетмане. Надобно утешаться мыслью, что души невинных страдальцев непременно обретут райское блаженство. А души их катов будут гореть в пекле!

– Да, только в том и утешение… – кивнул Богдан. – Вот что, Иване! Отправляйся-ка к Вовчуру да передай от моего имени, чтобы пленных, взятых в замке, отдали татарам. Боюсь, казаки на них так злы, что порубать могут, мстя за Кривоноса. Не хочу лишней крови! И без того грешен… Пусть живыми останутся, хоть и в неволе. И Тугай-бей обрадуется, получив лишний ясырь. Ступай!

– Слушаюсь, ясновельможный! – Выговский направился к выходу, но вдруг остановился, будто случайно увидев на ковре свернутый кусок бумаги. – Осмелюсь только… Кажется, пан гетман обронил это, когда спешил к раненому.

– Что? – не понял в первую секунду Хмельницкий, но тут же, ахнув, полез в карман. – В самом деле! И вправду обронил! – Он стал нагибаться, чтобы подобрать бумагу, но генеральный писарь опередил, подал с поклоном.

Мы возвращались из продолжительной поездки усталыми, но довольными. «Конезаводчики» (или как их назвать) не халтурили, сполна отрабатывали полученный аванс. Их стимулировал не только страх перед гневом вспыльчивого и могущественного Вишневецкого, но и надежда на вторую половину более чем щедрой суммы. Тягловая сила для будущей армады тачанок успешно проходила подготовку. Во всяком случае, так показалось не только мне, но и Тадеушу, который в лошадях разбирался лучше: все-таки с детства ездил верхом!

Мой помощник проявил себя очень дельным, толковым и требовательным специалистом. Я мог лишь еще раз порадоваться, что не ошибся, остановив на нем выбор.

– Так, проше пана, а чем здесь кормят лошадей? – спрашивал Тадеуш тоном вежливого, но строгого и неподкупного ревизора, без лишних церемоний запуская руку в огромные мешки с овсом и ячменем, щупая сено. Он внимательно рассматривал, даже нюхал, проверяя, достаточно ли качественный корм, разве что на вкус не пробовал. – А вода в поилках чистая? Откуда берется? Как часто ее меняют? Пан уверен, что не реже? Напоминаю, что мы с паном первым советником выполняем волю ясновельможного князя Иеремии и действуем его именем, поэтому нам нужны самые точные сведения!

Мелкопоместный шляхтич, которому выпала великая удача – попасть в ограниченный круг лиц, удостоенных доверия прославленного магната, одного из первых богачей Речи Посполитой, и за его счет поправить свои дела, истово клялся Маткой Бозкой и Яном Крестителем, что в здешней конюшне о лошадях заботятся, как о родных детях. И корм всегда отборный, и вода свежая, родниковая, в денниках чистота, навоз убирают регулярно, ясновельможные паны сами могут убедиться, своими глазами, если охота…

«Ясновельможные паны» ходили, осматривали, принюхивались, следили за работой конюхов и поденщиков, убеждались, что все в порядке. Конечно, при желании можно придраться к чему угодно, но если и попадались недочеты, то настолько мелкие, что даже Тадеуш закрывал на них глаза. После чего начиналась проверка главного: успешно ли идет дрессировка.