Иван Аврамов - Ошибка Перикла

Клитагора хлопотала в огороде, там же суетились дети, поливая овощные грядки, поэтому приготовлений Сострата никто не заметил. Он постоял некоторое время у покосившейся калитки, потом глубоко вздохнул и отправился в дорогу. Улицы Афин уже окутывали густые сумерки, и это было хорошо — зачем лишний раз попадаться на глаза людям. Один лишь бог дорог Гермес изредка встречался Сострату, и ему чудилось, что эти грубые изваяния настороженно смотрят ему вслед. «А я волнуюсь, — с удивлением отметил про себя Сострат. — Совсем как юнец перед первым боем».

Дом Меланта, пока еще не достроенный, был хорошо освещен, из перистиля, смутно белеющего мраморными колоннами, доносился нестройный хор голосов. «Пирует, — вполголоса сказал Сострат. — И гостей созвал немало». На мгновение шум стих, послышались протяжные сладкие звуки флейт. «Ясное дело — авлетрид пригласил, отвалил им кучу денег. А те стараются, ублажая полупьяных аристократов и толстосумов. И философы, небось, слетелись, как бабочки на огонь. Наедятся доотвала, и, подогретые вином, будут умничать, рассуждать о высоких материях», — совсем уже мрачно подумал Сострат.

Он ударил медным молотком, который висел на прочной массивной цепочке, в красивую узорчатую калитку. Подождал — безрезультатно. Стукнул еще — трижды и гораздо сильнее. На сей раз калитка отворилась, и в проеме ее показалась исполинская фигура раба-ливийца, который до того был черен, что растворялся в темноте полностью, сверкали лишь белки глаз да громадные, как у гиппопотама, зубы.

— Скажи хозяину — я хочу его видеть, — сурово сказал Сострат.

— Он занят. Он не оставит своих почтенных гостей, — возразил раб. — Разве ты не понял, что сегодня здесь большой пир?

— И все же — доложи обо мне хозяину, — настойчиво повторил Сострат. — У меня к нему буквально два слова. Я буду лаконичен, как спартанец.

— Как мне назвать тебя?

— Когда уважаемый Мелант выйдет, я назову себя.

Ливиец пожал могучими плечами и затворил калитку, бросив перед этим: «Хорошо, подожди». Ожидание, однако, растянулось на целое «время», прежде чем темень вновь сверкнула выкаченными белками глаз и двумя рядами непомерно больших сверкающих зубов.

— Почтенный Мелант, мой повелитель и управляющий серебряными рудниками, приказал, чтобы ты убирался прочь и не тревожил его покой! Яснее выразиться нельзя, не так ли?

— Послушай меня внимательно, раб. Еще раз передай хозяину, что у меня к нему дело государственной важности, и, если он не переступит чрез свою гордыню, то очень об этом пожалеет. Так и скажи — очень пожалеет. Можешь добавить, что речь идет о Лаврионе.

Пока раб, не проронив в ответ ни слова, закрывал калитку, Сострат успел увидеть, как по перистилю, словно угорелые, носятся эфебы [92] Рабы-прислужники. — одни с очередными блюдами в руках, другие — с грязной посудой. Меланта, наверное, можно понять — пиршество в самом разгаре. Сострат и сам бы не отказался от двух-трех киликов тягучего хиосского вина, от изысканных яств, разжигающих аппетит, от того наслаждения, коим одаривает участников застолья грациозная, полная скрытой похоти, пляска танцовщиц.

Но неужели Мелант так и не выйдет? Вряд ли — не настолько уж он пьян, чтобы не встрепенуться от какой-то неясной тревоги, чтобы не узнать, с чем все-таки явился к нему какой-то неведомый и весьма назойливый пришелец.

Как ни странно, но ловкача Меланта, несмотря на полнейший мрак, Сострат разглядел хорошо, будто зрение его в эту минуту удесятерилось, став воистину кошачьим. Среднего роста, хорошо откормленный господин с мягким и большим, как у многажды рожавшей женщины, животом — доведись ему пробежать пару плетров, тут же, задыхаясь, вывалит язык. Лицо красивое, но и красота какая-то бабья, чересчур уж смазанная — аккуратный, но очень уж маленький нос, пухловатые щеки, поросшие редким пушком, оплывший подбородок. Руки белые, холеные, давно забывшие или вообще никогда не знавшие, что такое тяжелый меч. На душе у Сострата полегчало — а ведь он прав в своей заочной неприязни к этому женоподобному негодяю, жалеть его просто не приходится.

— Кто ты и зачем пришел? — едва сдерживая гнев, произнес Мелант.

— У меня к тебе буквально два слова. Но поначалу отошли своего верного раба. Зачем нам лишние уши?

— Кто ты такой, бродяга, и с какой стати я тебе понадобился? — не скрывая раздражения, спросил управляющий рудниками, легким взмахом руки, однако, заставив раба отступить на несколько шагов вглубь двора.