Юрий Градинаров - Братья

– Да он мне дома тоже все уши прожужжал. Укоряет, что иногда у вас ночую.

Он легонько положил ей руку на голову и медленно провел по упругой темной косе. Екатерина покорно стояла, дрожа всем телом.

– Катюшенька, пойдешь за меня замуж? Неволить не стану, хоть и хозяин я тебе.

– Да что вы, свет мой, Киприян Михайлович! Неужто и вправду меня выбрали? Ведь в губернии столько дочек купеческих и с каким приданым, а у меня – я да котомка. Батюшка мой, хоть и священник, но не богат.

– Я к богатству не прирос, но богатством чуть оброс. Был душой казак – им и остался. А вот это богатство, – показал он на серебряный подсвечник, – мне тунгусы подарили за доброту. Просто край этот богатый. Знаю, что людям надо. Деньжат скопил на хлебе. Думал, вернусь в Омск. Но когда службу завершил, почуял, тундра не отпускает. А тут туруханский начальник депешу прислал, просил, чтобы я торговлей занялся да сбором пушнины у тундровиков. Вот и остался. Взял кредит в Енисейском банке – и закрутилось. Пять лет купечествую. Оборот от копеек до сотен рублей вырос. Почти вся родня в приказчиках ходит. Чужим торговлю доверять не с руки – воруют. Да и за своими глаз да глаз нужен. Главные тут мы с Петром. В тундре нас всяк знает. И в Минусинске, и в Енисейске мы не чужие люди. Товары оттуда возим. Как Енисей станет, так и обвенчаемся. Теперь ты моя суженая.

Екатерина вздрогнула. Она никогда не думала, что кто-то может вот так, в один миг, решить ее судьбу, как это сделал Киприян Михайлович. Стало боязно. Она пожалела, что открылась хозяину, рассказала о тайне души. Надо было повременить, приглядеться. И еще сомневалась, сможет ли выветриться из ее нутра холуйская зависимость от хозяина. Сможет ли их уравнять взаимная любовь? Не будет ли он при раздорах упрекать за былую бедность?

От мыслей бросало в жар. Правда, за два года службы он плохого слова не проронил в присутствии кухарки, ни разу не упрекнул за какие-либо нелады. Терпеливо объяснял, даже помогал вести домашнее хозяйство. Научил рыбу солить, гусей коптить, шкурки песца выделывать, в товарах разбираться. Даже родне запретил понукать Екатериной.

– Ты, Катюша, служишь у меня. Не позволяй ни Петру, ни племяннику, ни приказчикам хозяйничать в доме. Здесь я – главный, а ты моя кухарка. Ты хозяйка в доме, пока я бобыль! – не раз дружелюбно наставлял он, замечая, как девушка робеет то перед братом, то перед приказчиками. – Уважать уважай, но бисер перед ними не мечи. Пусть они к тебе на поклон ходят.

От подобных слов у Екатерины туманилось в голове. На прежней службе она была служанкой: спала в людской, вставала первой, ложилась последней. А тут – что твоя купчиха!

Теперь и вовсе, скоро богатство Киприяна Михайловича будет принадлежать и ей, а кухарку себе она подыщет. Отец с матерью привезли гувернантку готовить младшую сестренку Елену в Томскую гимназию. Нравится она Катерине. С виду вроде строгая, но разбитуха! Вот с ссыльными сошлась. Книги у них интересные берет. Спорит с батюшкой о Новом Завете. Тот нередко, хотя и шутливо, возмущается:

– Ох, богохульница ты, Мария Николаевна, все ревизию норовишь Божественных законов провесть. Вона, дочь моя знает кухню, да и все. А ты в духовность высокую лезешь.

– Да не ревизию, отче, а истины хочу добиться. Гложет червь сомнения. Что-то там не то. Библейские братья с сестрами стали жить да потомство давать. А ведь это же грех большой, отче.

– Ты где такое вычитала? Политссыльные внушили? Эти еретики кому хошь голову задурят. Особливо таким молодым, как ты, Мария Николаевна. Я уж начинаю беспокоиться. Не дай бог, и дочь сделаешь безбожницей. Человек без веры – птица без крыльев. Не может без нее он оторваться от грешной земли, стать ближе к Господу.

Отец Даниил покровительственно смотрел на гувернантку. Спорить с ней не совсем уместно. Человек Библию читает с верой, а вера нередко логику исключает. Соглашаться же с ересью он не может – грех большой для батюшки: потому не любит споры о Боге, да и доводы образованной гувернантки иногда обезоруживают. Хотя ему нравится пытливость и дотошность Марии Николаевны. Хочется священнику, чтоб она передала эти качества младшенькой, Елене. Мария Николаевна воспитывает девочку ненавязчиво, незаметно как-то. Да и матушка Аграфена Никандровна не нахвалится гувернанткой.

Привез он ее из Томска год назад. Со страхом она сошла на берег Енисея. Больно деревенька показалась маленькой. Томск – город большой. Там гимназистов на каждом шагу встретишь. И музей, и библиотека. Даже театр есть в гимназии! А здесь пахнуло с берега дикостью и незащищенностью.