Дмитрий Верхотуров - Три века спора о варягах. Летопись и варяги

Шломо Занд, в своих книгах расстающийся с еврейской национальной идентичностью (в пользу де-факто формирующей израильской), такого камня в национализм не бросает. Более того, он показывает, развивая мысли Бенедикта Андерсона, что национальный исторический нарратив есть абсолютно необходимое средство создания, сплочения и развития нации. Если нет представления о древности, непрерывности, единства и определенной исторической судьбы определенной общности, то общность эта в нацию оформиться не может. Потому не важно, сколько в национальном нарративе примешано вымысла, но важно, какая у него способность сплачивать и мобилизовать нацию.

Национальные государства, пришедшие на смену монархиям и религиозным общностям Средневековья, ныне являющиеся основным способом организации людей в крупные сообщества, все же имели, наряду с многочисленными негативными сторонами, сильные преимущества, если оценивать их с точки зрения прогрессизма. Развитие наук, образования, техники, равно как и формирование современного глобализованного мира, совершенно невозможно себе представить без национализма и национальных государств. Более того, по мнению Андерсона, хорошо знакомого с марксизмом, возникновение и развитие наций со всеми положенными им атрибутами было объективным процессом и шло нога в ногу с развитием капитализма. Капитализм востребовал нации и национальные государства (развивавшиеся так же, как крупные, объединенные хозяйственные комплексы) для своего бурного развития.

Так что исторический вымысел, неизменно присутствующий в любом национальном историческом нарративе, определенно работал на эти грандиозные прогрессивные изменения и выступал фактором, толкавшим бурное общественное развитие в Новое и Новейшее время. Более того, можно высказать мысль, обозревая историографическое наследие, что в XVIII веке, когда происходило становление исторического нарратива в ряде европейских стран и в России тоже, без определенного вымысла этот самый нарратив нельзя было выработать. Скудные и неоднозначные письменные источники, критическое изучение которых только делало первые шаги, полное отсутствие археологических материалов попросту не позволяли научным образом решить многие исторические проблемы. Это обстоятельство хорошо видно в историографии спора о варягах. Вымысел же, имеющий литературную природу, сшивал воедино разрозненные сведения, подчерпнутые из письменных источников, делая возможным сформировать единую и цельную картину национальной истории с глубокой древности и развивать воображение, которое было главной предпосылкой для формирования устойчивого национального мировоззрения и постройки национального государства.

В силу большой политической важности национального исторического нарратива его сторонники оказывались невосприимчивы к научной критике многих его положений, поскольку это рассматривалось как подрыв важнейшего устоя самого существования национальной общности. Эта же тенденция существует и сейчас, что наблюдается в продолжающихся дискуссиях о варягах. Так что бить тараном критики в стены здания национального исторического нарратива, в общем, есть занятие весьма занимательное, но по большому счету бессмысленное. От вымысла в рамках нарратива можно отказаться лишь по сугубо политическим мотивам.

Призвание варягов и возникновение Руси всегда было наиболее проблемным местом русской национальной идеи. В отношении других периодов русской истории подобных проблем не было, там вполне объективные исторические свидетельства достаточно хорошо ложились в общую структуру национального нарратива. Там можно было без особого труда выделить и живописать нужные героические моменты. Нарративу не соответствовал лишь самый первый, начальный пункт русской истории – призвание князей «из-за моря», как писал Нестор. Вокруг этого пункта и развернулись основные споры, суть которых с точки зрения оформления национального нарратива состояла в том, чтобы ликвидировать политическую угрозу, проистекавшую из основания государства иноземными правителями.

Перед тем как погрузиться в давно прошедшие споры и события давно минувшей истории, надо все же уделить некоторое внимание самому русскому национальному нарративу. В контексте спора о варягах весьма важно понять, что к моменту первой дискуссии между М.В. Ломоносовым и Г.Ф. Миллером этот нарратив в основных чертах уже оформился и даже получил литературное оформление. Когда Ломоносов нападал на диссертацию Миллера, он уже имел довольно четкую и ясную концепцию русского национального нарратива, им же позднее весьма афористично и сформулированную: «Сравнив тогдашнее состояние могущества и величества Славенского с нынешним, едва чувствительное нахожу в нем приращение… Того ради без сомнения заключить можно, что величество Славенских народов, вообще считая, стоит близ тысячи лет почти на одной мере» [8] Ломоносов М.В. Древняя российская история. СПб., 1766. С. 8–9. . Убежденность этого заявления вполне ясно показывает, что у этого взгляда в середине XVIII века уже был свой фундамент.