Дмитрий Верхотуров - Три века спора о варягах. Летопись и варяги

В своих работах Шломо Занд показал, каким именно образом еврейский национализм сотворил из доступных ему источников, включая всем известное Пятикнижие (или Ветхий Завет в христианской традиции), поразительную и впечатляющую картину исторического развития нации, в древности утратившей свою родину, которая стремилась эту родину вновь обрести, что и произошло с образованием Государства Израиль. Еврейский национальный нарратив помещал в центр национальных ценностей страну Израиль и Иерусалим. Возникший еще до образования Израиля, этот нарратив требовал борьбы за обретение исторической родины, стал основанием для сионистского движения, переселения в Палестину и ее колонизации. Хотя, как весьма наглядно показал Шломо Занд, традиционные иудейские ценности религиозного свойства рассматривали Иерусалим как духовный, трансцедентальный центр, в котором иудеи соберутся после прихода Машиаха, и вовсе не звали к его непременному обладанию в территориальном смысле. Иудейская община столетиями жила в Цфате, всего в 130 километрах к северу от Иерусалима, не проявляя никакого интереса к обладанию им. Творцам еврейского национализма пришлось радикально перетолковать имевшийся в их распоряжении литературный материал, чтобы сформировать нужный национальный нарратив, ведущий к образованию еврейского национального государства. В его рамках события, изложенные в Пятикнижии, признавались однозначно историческими и имевшими место в действительности, хотя они сегодня не находят подтверждений ни в других письменных источниках, прежде всего египетских, ни в археологических материалах. Но адептов еврейского национального нарратива это нисколько не смущало, и они настаивали и продолжают настаивать на своем с упорством не меньшим, чем антинорманисты настаивали на славянстве Рюрика.

Вот именно это сходство упорства сторонников еврейского национального нарратива с упорством антинорманистов, отрицающих любые намеки на скандинавское участие в создании Руси, и навело меня на мысль, ставшую «замковым камнем». Спор о варягах – это борьба вокруг русского национального нарратива, созданного ради оформления и сплочения русской нации. Вот это и есть тот самый политический привод, который подпитывал спор на протяжении более чем 250 лет.

Русский национальный нарратив формировался совершенно аналогичным образом, что и в Европе, предусматривая развитие единого национального языка, обоснование древнего и автохтонного происхождения русского народа, создание монументального полотна его единой и непрерывной истории от Рюрика или даже подревнее и до наших дней, со всеми вытекающими отсюда политическими последствиями. Другая точка зрения на возникновение Руси воспринималась творцами и сторонниками русского национального нарратива как подкоп под нацию в целом с перспективами лишения ее суверенных политических прав на огромную территорию Российской империи, а потом и Советского Союза. Реакция их была, соответственно, острой, напористой и с явным намерением «раздавить гадину», осмелившуюся покуситься на святое.

«Замковый камень» собрал и соединил все ранее разрозненные камни в общую постройку. Сразу появляется ясность и возможность объяснить все изгибы длинного спора о варягах, появляется понимание мотивов тех или иных исследователей, в особенности их необычайной наклонности к запальчивым спорам. Откровенно антинаучная позиция антинорманистов и их нежелание считаться с фактами перестает быть неразрешимой загадкой, а получает свое логичное объяснение. Становится также понятно, почему спор о варягах постоянно натягивал на себя академические одежды, не являясь собственно научным спором. Сторонникам русского национального нарратива нужно было ради его утверждения в умах представителей русской нации ликвидировать любые сомнения в его достоверности, что сподручнее всего было делать с опорой на авторитет академической исторической науки.

Однако в чем еще выразилось величие книг Шломо Занда, так это в том, что он в методологии изучения наций как воображаемых сообществ и их исторических нарративов пошел значительно дальше своих предшественников. Скажем, Геллнер и Джери полагали нацию сообществом воображаемым и основанным в значительной мере на историческом вымысле, но при этом относились к этому явлению остро негативно. Мол, этот вымысел становится идеологической основой для войн и массового кровопролития. По существу, они осуждали национализм, причем у Эрнста Геллнера эта позиция выражена весьма сильно и она серьезно затрудняет понимание его теоретической концепции.