Вячеслав Нескоромных - Завет Адмирала

Тем не менее войска сибирских колчаковских армий оставались ещё боеспособными: огрызались арьергардными боями, цеплялись за каждый изгиб дороги, за каждую деревню, пригорок или овраг, сдерживая напор красных. И было непонятно, что ковало этот боевой дух. Но продолжал стоять солдат и офицер Сибирской армии. Знать, держало его что-то, знать ощущал, − следует ещё бороться и есть в этом здравомыслие.

У Красноярска завязались ожесточённые бои.

Поезда с Верховным правителем Колчаком едва успели проскочить город, как случился мятеж: начальник красноярского гарнизона генерал Бронислав Зиневич вдруг выступил с обращением к местным большевикам о том, что готов подчиниться их власти и встретил своих недавних соратников в штыки.

Эта ситуация напоминала спланированную ловушку: отсечь Колчака с конвоем и золотым запасом России от основным сил и таким образом попытаться влиять на политическую ситуацию.

Третья армия в первых числах января вышла из Западно-Сибирской тайги, сильно поредевшая и практически без артиллерии, которую пришлось бросить в лесу. Лишь восемь орудий вынесли на своих руках артиллеристы и солдаты Ижевской дивизии. Армия обошла захваченные красными Ачинск и минуя стороной ощетинившиеся деревни, направилась к Красноярску, где соединилась с армией Каппеля.

Вдоль полотна железной дороги шли войска генерала Войцеховского, которому Каппель поручил выбить из города взбунтовавшийся гарнизон. Но успеха действия войск не имели из-за нерешительности и отсутствия сведений о противнике.

Из Красноярска, для преграждения пути, была спешно выслана полурота пехоты красноармейцев с пулеметами, которая заняла высоты к северо-западу от города вёрстах в трех от него. С горы, что господствовала над долиной и рекой, всё пространство простреливалось на многие километры.

На противоположном плато собралось несколько тысяч саней с сидящей на них белой армией, подошедшей с запада. Тут же при войске был верхом и командующий Каппель, его заместитель генерал Войцеховский и с ним несколько всадников из штаба.

Прогнать несколько десятков красноармейцев можно было обходом влево с одновременным нанесением прямого удара, о чём тут же был сделан приказ Войцеховским. Однако ни один солдат из саней выходить не пожелал и всё завершилось к ночи только бессмысленной взаимной пальбой без каких-либо последствий. С наступлением ночи, все войска пошли в обход Красноярска, а часть подразделений прошла даже через город по его окраинам.

Значительная часть отступающих солдат, попав в засаду, сдалась добровольно Красноярскому гарнизону, ещё недавно входившему в состав Сибирской армии из-за усталости и осознания бессмысленного движения в неизвестность.

Из-за предательства гарнизона и генерала Зиневича, часть корпуса Каппеля, не желая сдаваться, попала в окружение, полагая, что город контролируется войсками белой гвардии, потеряв последний свой аэроплан, использовавшийся для разведки.

Аэроплан, что базировался на оборудованном под аэродром поле возле деревни Дрокино, взмыл в небо по приказу из штаба Каппеля для изучения обстановки вокруг города и пробыл в небе без малого два часа. Но когда пришлось возвращаться, аэродромное поле уже было захвачено отрядом красногвардейцев. При посадке лётчик Ставрогин заметил подвох уже завершая пробежку, − вдруг увидел красные ленты на шапках солдат и сумел поднять свою механическую птицу в небо. Но далеко не улетел: пулеметный огонь разметал обшивку, заглушил двигатель и аэроплан плавно скользя упал за Дрокинской горой. Ближе к упавшему самолёту оказались войска белой армии, и лётчик не пропал, а был вызволен из аэроплана.

Продырявленную огнем пулемета механическую птицу бросили, а летчик Ставрогин, прослезившись, вскинул на плечо кавалерийский карабин, что хранил в аэроплане на случай, если придётся совершить вынужденную посадку, встал в строй и зашагал вместе со всеми, слившись с одноликой серой массой.

Теперь, размеренно ступая шаг в шаг среди солдат, пилот Ставрогин отличался только тем, что мог представить, как бы он смотрелся с высоты полёта над этой заснеженной и заросшей бесконечными лесами местностью среди смертельно усталых и выживающих на морозе людей, бредущих неизвестно куда и с какой целью.

Цель белого движения стала растворяться в этих белых бескрайних снегах сибирского простора, как-то быстро потеряв актуальность и политическую значимость под натиском красных войск, число которых множилось по мере угасания энтузиазма белого движения.