Олег Хафизов - Дуэлист

Но вот лучезарного Феба-Аполлона, который так рьяно содействовал троянцам и послужил косвенной причиною погибели главнейшего из греческих героев, как нарочно, нигде невозможно было раздобыть, словно он насмехался над жестковыйными новыми ахейцами и нарочно не давался им в руки. А ведь, согласно “Die Tagfalter”, этот рябенький божок обитал именно в Fennoskandien 7 7 ( Нем.) Финноскандинавия , и, более того, в её юго-восточной части, которую Долгоруков вознамерился покорить.

Военные энтомологи вооружились разборными сачками на телескопических ручках с такими огромными мешками, что в них можно было поймать не бабочку, но откормленного зайца, а также пистолетами и полусаблями на тот конец, если вместо бабочки вдруг попадется финляндский партизан. Долгоруков вручил Толстому пинцет, которым пойманную бабочку следует держать за кончики крыльев, дабы не повредить их драгоценную поверхность, и крошечными треугольными пакетиками из вощеной бумаги, в которые бабочек помещают до надлежащей препарации. Охотники надели соломенные шляпы с сетками от комаров, особенно въедливых в этих краях, положили в корзинку пистолеты, салфетки, лепешки кнекебре и плетеную бутылку вина и тронулись в путь.

Всю дорогу от бивака до опушки ближайшего леса князь не проронил ни слова и только сбивал лопухи суковатой дубиной jacobin, которая в Париже времен Директории продавалась за большие деньги, а здесь валяется под каждым деревом. Толстой предчувствовал, что князь собирается сообщить ему нечто важное и, по врожденной своей догадливости, опасался прервать его откровение неловким словцом. Последнее время ему казалось, что Долгорукову как-то не по себе, словно он ожидает какой-то неприятности, заболел или потерял кого-то близкого. Похоже, что даже воинская слава перестала его тешить. А иногда, посреди бурного военного совета, он вдруг замолкал, глядя пустым взглядом перед собой, через силу стряхивал с себя оцепенение и отвечал невпопад.

– Какое верное, грубое и нежное это русское слово «бабочка» – маленькая летающая баба, – наконец промолвил князь.

– Не то что «масляная муха» англичан или французская «папильотка», – согласился Толстой.

– Я ловлю только таких, каких нет больше ни у кого. Потому и не поймал никакой, – признался Долгоруков с таким сердцем, что Американец догадался: речь все-таки не о бабочках, но о тех существах, от которых пошло их название.

– Будто бы и не поймали с вашими-то данными? – усомнился Толстой и подумал: «Свечка жалуется на мотыльков».

– Я не ночных бабочек имею в виду, – с досадой откликнулся Долгоруков. – Каждый желающий может иметь их столько, сколько позволяет его кошелек, но такие победы не прибавляют чести. Я говорю про таких женщин, которые равны богиням и не могут принадлежать ни одному смертному, окроме тебя. Или такая, или никакой – вот мой принцип.

– Ежели вы нацелились на какую-нибудь королевну, то ваше положение действительно может быть затруднительно.

– Именно так, – ответил Долгоруков с грустной усмешкой.

Толстой навострил уши.

Ни одной, самой захудалой бабочки не наблюдалось в радиусе пушечного выстрела. Энтомологи присели на окаменелый ствол сухого дерева, похожий на мамонтовый бивень, или на бивень мамонта в форме кривого бревна, и достали из корзины свои трубки.

– Ты слышал когда-нибудь о La Princesse Noire 8 8 (Франц.) Черная княгиня ? – спросил Долгоруков, утрамбовывая табак в трубке инкрустированной серебряной ступочкой.

– Говорят, что это одна из достойнейших дам Петербурга – и притом умнейшая, – тактично отозвался Федор, который, конечно же, слышал о странном романе Долгорукова и княгини Г. по прозвищу Черная Принцесса, как и все без исключения жители обеих российских столиц.

– Умнейшая? – князь уставился на Толстого с таким видом, словно ему сообщили оригинальнейшую новость.

– Мне кажется, Федор, что женский ум надо мерить особым аршином. Наши предки считали Луну звездой, которая излучает свой собственный свет. Но мы теперь знаем, что этот мертвый камень всего лишь отражает солнечный блеск, придавая ему пленительную бледность. Так и женский ум. Чаще всего на его месте находится темная туча без единого проблеска. Но при благоприятном расположении светил женщина может улавливать самые благородные идеи, самые возвышенные феории, и передавать их так увлекательно, словно свои собственные, и даже лучше. Сияние исходит из другого, мужеского источника, но и в преломленном виде оно несет искру истины. К тому же его действие на мужские умы стократно усиливается мелодичным голоском, надутыми губками и пышными кудрями философа.