Феликс Гра - Марсельцы

— Никто ничего не знает! — с отчаянием вскричали хором все четыре женщины. — Никто ничего не знает или не хочет сказать!

— Говорят, что это паписты [2] Паписты — приверженцы папы — главы римско-католической церкви. так отделали их за крамольные речи… Ох, если бы можно было узнать всю правду! — вздохнула одна женщина.

— Много бы тебе помогла эта правда! — ответила ей другая. — Богачи, это — богачи, они никогда не бывают виноватыми.

— Полно, — возразил кюре, — никакое богатство тут ни при чем — никому не позволено убивать людей, как мух!

— Поговорите об этом с Сюрто, когда будете в замке. Он-то кое-что знает… Ох, если бы камни могли говорить, недолго бы ему оставалось носить голову на плечах!..

— Значит, все эти зверства были совершены из-за споров с папистами? — спросил кюре.

— Только из-за этого… Вы ведь знаете нас, господин кюре, мы мирные люди и неспособны на злое дело…

— Нет, нет, голубушки, я не хотел этого сказать. Ухаживайте же хорошенько за этими несчастными. Я позабочусь о вас и о ваших детях. Вы не будете нуждаться ни в чем.

Господин Рандуле, прежде чем уйти, попытался было вытянуть хотя бы слово у кого-нибудь из раненых, но боль, лихорадка и отчаяние, в которое все они были погружены, не позволяли им ни слушать, ни отвечать.

Имя Сюрто, произнесенное одной из женщин, заставило меня задрожать от страха. Этот негодяй, видно, был способен на всякое преступление. Я боялся его больше всего на свете. Я знал, что разбойник разыскивает меня, чтобы отомстить за своего господина, графа Роберта, которому я, быть может, искалечил ногу камнем.

Я был еще мальчишкой, но я отлично понимал, чем все могло для меня кончиться. Попадись я в руки к этим палачам, они будут бить и пытать меня и в конце концов повесят на высоком дубе в одной из аллей замка.

Целый день я не выходил из больницы. Здесь я считал себя в безопасности. Кто осмелится оторвать меня от постели больного отца? Тут мне нечего бояться. Так, по крайней мере, я думал.

Однако, оказалось, что именно здесь я подвергался наибольшей опасности.

Когда совсем стемнело и погасили все огни, я собрался отправиться ночевать к доброму господину Рандуле.

Но вдруг внизу, в конце улицы Басс, послышался звон колокольчика: динь! динь! и церковное песнопение. Сестра Люси подошла к окну, прислушалась и тотчас же закрыла его.

— Это несут причастие какому-то больному, — сказала она. — Но кто эти люди в белых одеждах кающихся?

Звон колокольчика все приближался и приближался. Процессия подошла уже к дверям больницы. Здесь пение прекратилось, и на лестнице послышались тяжелые шаги. Дверь палаты распахнулась, и мы увидели шесть замаскированных мужчин. Это были великаны, укутанные с ног до головы в белые балахоны, в масках с черными дырами вместо глаз… Они были похожи на привидения. Один из замаскированных людей посмотрел на меня сквозь дыры в маске. Я в ужасе юркнул в проход между кроватью отца и стеной и здесь притаился, чуть живой от страха.

Вдруг замаскированные люди вытащили кинжалы, подошли к четырем раненым и, не говоря ни слова, стали наносить им удар за ударом. Кровь потекла на пол. Женщины рыдали и призывали: «На помощь! на помощь!» Сестра Люси кидалась от одного палача к другому, пытаясь удержать их, но самый высокий, видимо предводитель, ударил ее ногой с такой силой, что бедная женщина отлетела прямо к постели моего отца. Мать бросилась ко мне, пытаясь прикрыть меня своим телом, но тут же потеряла сознание. Все это совершилось в одно мгновение.

Все четверо раненых были мертвы. Убийцы в окровавленных одеждах один за другим направились к выходу. Лишь предводитель чего-то медлил. Он подошел к кровати отца, наклонился и заглянул под нее. Я увидел в отверстиях маски его сверкающие, словно раскаленные угли, глаза. Он сунул руку под кровать и вытащил меня оттуда. Я отчаянно кричал, но вокруг меня были одни мертвецы и беспомощные женщины… Никто не мог прийти мне на помощь. Страшный белый призрак потащил меня за собой на лестницу, а оттуда на улицу. Волей-неволей я принужден был следовать за ним. Его рука сжимала мою, словно клещами. Напрасно я кричал: «Спасите! Спасите!» Когда какое-то окошко открылось, мы были уже далеко. Измученный бесплодной борьбой, полуживой от страха, я поплелся за своим палачом, как собака, которую ведут на веревке к мосту, чтобы утопить в реке.

Чего хотел от меня этот человек? Я догадался об этом, только когда мы свернули на дорогу, ведущую к замку Гарди. Человек, чья рука, обагренная кровью беспомощных раненых, сжимала мое плечо, был Сюрто!