Феликс Гра - Марсельцы

Как ни темна была ночь, я различал на холме Ла Гарди приземистую лачугу. Это была наша хижина. Мысленно я представил себе ее: тесная, маленькая каморка с двумя набитыми ржаной соломой ящиками вместо постелей; у задней стены грубый очаг, посреди которого висит на крюке котелок; возле двери чурбан — он служит обеденным столом, и на нем же по утрам отец рубит топором хлеб.

Как мне хотелось вернуться под родной кров!.. Но страх перед Сюрто пригвождал меня к месту.

Однако, после долгих колебаний, я решился.

Зажав в каждой руке по увесистому булыжнику, не разбирая дороги, я двинулся напрямик к хижине. От времени до времени я останавливался и настороженно прислушивался. Переходя от межи к меже, я добрался, наконец, до задворков нашей лачуги. Я подполз к дыре, заменявшей окно, — по обыкновению, она была заткнута охапкой сухой травы, — выбил эту охапку ударом кулака и, просунув голову в отверстие, тихо позвал:

— Мать, мать!..

Никто не отзывался. Хижина была пуста!

Я почувствовал, как кровь закипела во мне. Я решил, что злодеи убили и мать. Я бегом помчался к двери. Она была распахнута настежь.

Мгновенно я позабыл обо всех своих страхах и закричал, как бешеный:

— Отец, мать, где вы? Откликнитесь, это я, Паскале!

Но никто не отзывался.

Пораженный горем, я бросился ничком на землю. Я рыдал, кричал, колотился головой о стены битых два часа.

Наконец, обессилев, я поднялся на ноги. Я чувствовал себя несчастным и разбитым. От сознания, что я мал и слаб и не могу отомстить виновникам своего несчастья, кулаки мои сжимались в бессильной ярости.

Вдруг у меня мелькнула в голове мрачная мысль. Поблизости был большой пруд, до краев наполненный водой. Всего месяц тому назад я видел, как из него вытаскивали труп двадцатилетней девушки, красавицы Огюстины. Бедняжка, доведенная так же, как и я, до крайнего отчаяния, утопилась.

Простерши вперед руки, словно раскрывая кому-то объятия, я стрелой понесся к пруду.

Когда я увидел сверкание воды, мне почудилось, что передо мной распахнулись ворота рая. Я подбежал к берегу пруда, закрыл глаза и бросился головой вниз…

Со всего размаха я шлепнулся животом на что-то твердое: пруд замерз! Поверхность воды покрылась толстой коркой льда.

Оглушенный падением, испытывая нестерпимую боль во всем теле, я кое-как поднялся на ноги, выполз на берег и в каком-то горестном оцепенении несколько мгновений неподвижно стоял на покрытой инеем траве.

Что делать дальше? Куда идти ребенку без отца, без матери, без пристанища, беспомощному и всеми покинутому среди голого поля в темную зимнюю ночь?.. Бежать в горы? Но там меня съедят волки. Оставаться в опустевшей хижине? Но здесь меня завтра же убьют граф Роберт и злой Сюрто…

Внезапно я вспомнил о приходском священнике деревни Мальмор, господине Рандуле. Мальморский кюре всегда был добр ко мне. Он часто посещал замок маркиза д’Амбрена, но принадлежал к другой породе людей, чем маркиз. Кюре дружески разговаривал с крестьянами; при встрече здоровался с моим отцом за руку, спрашивал о здоровье, передавал приветы жене и сынишке, добродушно похлопывал отца по плечу. По всему видно, что он был добрый и отзывчивый человек.

Я подумал, что мальморский кюре поможет мне. Достаточно было вспомнить про существование этого добряка, чтобы я сразу почувствовал себя бодрее.

Подстегиваемый пронизывающим тело ветром, я зашагал по направлению к Мальмору. Дорогой я представлял себе облик кюре Рандуле: его круглое благообразное лицо, серые глаза и густые седые волосы, его пухлые руки, тонкий, как будто женский голос, его черную рясу и башмаки с серебряными пряжками. Уверенность, что он не оставит меня в беде, согревала и подбадривала меня.

Когда я пришел в Мальмор, было уже далеко за полночь. На улицах не видно было ни души; все огни уже давно погасли. Мертвую тишину нарушало только завывание ветра, хлопанье неплотно прикрытых ставней да монотонное журчание струйки воды, льющейся в наполненный до краев и окаймленный зубчатой бахромой из сосулек бассейн.

Я прошел прямо к церковному дому, где жил добрый кюре, но у самой двери меня снова обуял страх. Что-то скажет мне кюре? Что, если он отведет меня в замок к Сюрто? Нет, не может быть! Господин Рандуле всегда улыбался мне при встрече, и лицо его светилось такой добротой. Нет, нет, этот человек не мог никому причинить зла! Он никогда не выдаст меня врагам!