Бернард Корнуэлл - Хроники Артура

Я направил коня к Нимуэ и остановился в сотне шагов от моей былой подруги. Я видел: Олвен не сводит с меня глаз, я ощущал на себе ненавидящий взгляд Нимуэ; и вот я улыбнулся ей, взял Экскалибур в правую руку и высоко поднял левую культю — пусть Нимуэ знает, как я одолел ее чары. А затем я показал ей Экскалибур.

Она разом поняла, что я задумал.

— Нет! — завизжала Нимуэ. Ее безумная армия завопила вместе с нею, и от невнятной тарабарщины содрогнулось вечернее небо.

Я вновь засунул Экскалибур под мышку, подобрал повод и ударил кобылу пятками, разворачивая ее кругом. И погнал лошадь вперед, на взморье; я слышал, что Нимуэ галопом мчится за мной, но она опоздала, о, как она опоздала!

Я скакал к «Придвен». Легкий ветерок наполнял алый парус; ладья уже отошла от косы на изрядное расстояние, и нос ее с камнем-мороком взлетал и падал на бессчетных волнах. Я вновь пришпорил кобылу: она замотала головой, но я наподдал ей пятками, и криком послал ее в темнеющее море, и гнал ее все дальше и дальше, пока холодные волны не заплескались у нее под грудью, и только тогда выпустил повод. Лошадь дрожала крупной дрожью, я взял Экскалибур в правую руку.

Я отвел руку назад. Меч был в крови, но лезвие словно светилось изнутри. Когда-то Мерлин рассказывал, будто Меч Риддерха в конце концов обратится в пламя; может, так оно и вышло — или это просто слезы застили мне взор?

— Нет! — застонала Нимуэ.

И я бросил Экскалибур, с силой бросил его ввысь и как можно дальше, в глубокие воды, туда, где прибой встарь проложил себе путь через пески Камланна.

Экскалибур описал круг в вечернем воздухе. В целом мире не было меча прекраснее. Мерлин клялся, что клинок тот откован самим Гованноном в кузне Иного мира. То был Меч Риддерха и ценнейшее из Сокровищ Британии. Артуров меч, дар друида, вращаясь, полетел навстречу темнеющему небу, и лезвие вспыхнуло синим пламенем на фоне яснеющих звезд. На краткий миг меч застыл в вышине слепящей сине-огненной чертой, а затем упал.

Упал точно посередине русла. Всплеска не было: проблеском вспенилась вода — и меча не стало.

Пронзительно завопила Нимуэ. Я поворотил кобылу и погнал ее назад, на взморье, через завалы битвенного хлама — туда, где ждал мой последний боевой отряд. И тут я увидел — воинство безумцев рассеивается. Они уходили, а уцелевшие Мордредовы люди бежали по взморью, спасаясь от наступающих войск Мэурига. Думнония падет, слабый король возьмет власть в свои руки, саксы вернутся — но мы останемся в живых.

Я соскользнул с коня, взял Кайнвин за руку и повел ее на вершину ближайшей дюны. В западном небе пылало алое зарево, ибо солнце уже зашло; мы стояли вдвоем в сумерках мира и глядели, как «Придвен» взлетает и падает на волнах. Парус ее наконец-то наполнился, ибо вечерний ветер налетел с запада, нос рассекал воду, а за кормой тянулся пенный след. Ладья держала курс на юг, а затем вдруг свернула на запад. Ветер по-прежнему дул с запада, а ведь ни один корабль не может идти прямо против ветра, но я клянусь вам, «Придвен» — шла. Она плыла на запад, и ветер дул с запада, однако парус ее надувался и высокий нос рассекал воду; а может, я просто сам толком не соображал, что вижу, ибо слезы застилали мне глаза и орошали щеки.

А пока мы глядели, над водой заклубился серебристый туман.

Кайнвин крепко, до боли, вцепилась в мою руку. Родившееся из малого пятнышка на воде, постепенно мерцающее марево растекалось все шире. Солнце уже зашло, луны не было, лишь звезды, и сумеречное небо, и сбрызнутое серебром море, и ладья под темным парусом — но туман все равно мерцал и переливался внутренним светом. Мерцал, точно серебряная звездная пыль. Или, может, это у меня в глазах стояли слезы?

— Дерфель! — окликнул Сэнсам. Он явился с Мэуригом и теперь карабкался по песку к нам. — Дерфель! — позвал он. — Ты мне нужен! Иди сюда! Сейчас же!

— Дорогой господин мой, — промолвил я, обращаясь вовсе не к Сэнсаму. Я говорил с Артуром. Я глядел вдаль и плакал, одной рукою обнимая Кайнвин, пока светлая ладья не затерялась в мерцающем серебристом тумане.

Так ушел господин мой. И более его не видели.

Историк Гильдас, написавший «О разорении и завоевании Британии» («De Excidio et Conquestu Brittaniae») предположительно в пределах жизни одного поколения артуровского периода, отмечает, что в битве при «Badonici Montis» (что сегодня обычно переводят как «гора Бадон») имела место осада. Но, что любопытно, Гильдас не упоминает о причастности Артура к великой победе, когда, как он сетует, «негодяи были разгромлены в последний раз». [12] В переводе В. Эрлихмана это место звучит так: «где нечестивые полчища были окончательно разбиты». «История бриттов» («Historia Brittonum»), возможно написанная человеком по имени Ненний (а возможно, и нет) по меньшей мере два века спустя после времен Артура, — первый документ, в котором утверждается, что Артур был бриттским военачальником, сражался на «горе Бадона» («Mons Badonis»), и в битве этой «от руки Артура пало в один день девятьсот шестьдесят вражеских воинов, и поразил их не кто иной, как единолично Артур». [13] Пер. А. Бобович. В X веке монахи Западного Уэльса составили «Анналы Камбрии» («Annales Cambriae»), где упоминается «Битва при Бадоне, в которой Артур носил крест Господа нашего Иисуса Христа три дня и три ночи на своих плечах и бритты были победителями». [14] Пер. Р. Механна. Беда Достопочтенный, саксонский автор, написавший в VIII веке «Церковную историю народа англов» («Historia Ecclesiastica Gentis Anglorum»), тоже сообщает о поражении, однако об Артуре не упоминает ни словом. Это и неудивительно, учитывая, что сведения свои Беда почерпнул главным образом у Гильдаса. Эти четыре документа — практически единственные наши ранние источники (причем три из них — недостаточно ранние), в которых содержится информация о битве. А была ли она вообще?