Юрий Лиманов - Пять лет спустя или вторая любовь д'Артаньяна

Он переоделся в форменное платье и поехал к де Тревилю представляться по случаю возвращения из отпуска. Было поздно, и он понимал, что представление могло бы подождать и до завтра, но так хотелось узнать о друзьях, а заодно и повидаться с капитаном, которого д'Артаньян почитал за отца с первых дней появления в Париже.

Стемнело.

Узкие улочки, сдавленные двух— и трехэтажными домами, были пустынны — парижане не любили выходить из дома после сигнала к тушению огней.

Д'Артаньян подумал, что, пожалуй, он напрасно отпустил Планше — тот отпросился на ночь к своей очередной красотке. Он проверил пистолеты в седельных кобурах, надвинул на лоб шляпу и мысленно попросив прощения у не успевшего отдохнуть коня, дал ему шпоры и поскакал в Лувр резвой рысью.

Он приближался к ограждению строящегося уже несколько лет дворца его высокопреосвященства кардинала — фасад дворца с прекрасным порталом, выходящим прямо на боковую сторону Лувра, был уже давно закончен, а работы в южной части все еще продолжались и не видно было им конца, — когда из проулка выехал ему навстречу всадник. Д'Артаньян придержал своего коня, чтобы пропустить встречного. Но тот с очевидной намеренностью задел ногу мушкетера.

— Эй, сударь, нельзя ли быть повнимательнее? – произнес лейтенант самым спокойным, мирным тоном.

— Это вы мне делаете замечание? — воскликнул всадник, и только теперь мушкетер обратил внимание, как низко на глаза надвинута у него шляпа.

— А разве здесь еще кто-нибудь есть, кроме нас с вами? — по-прежнему мирно сказал мушкетер.

— Да вы наглец, мсье! — воскликнул всадник. — Я вас научу, как разговаривать с благородным человеком! — с этими словами он обнажил шпагу, а его конь, подчиняясь умелой руке, попятился, освобождая место для выпада.

В тот же момент боковым зрением д'Артаньян заметил еще одного всадника, выехавшего из того же проулка со шпагой наголо.

Мушкетер чертыхнулся про себя, еще раз подумал, что напрасно отпустил Планше, и выхватил свой клинок из ножен, одновременно обнажая седельный кинжал с замысловатой гардой, часто успешно выполнявшей роль щита. Второй нападающий на свою беду не удержал коня, и тот вынес его прямо под удар мушкетера. Не ожидавший столь стремительной реакции, противник не смог отразить стремительный удар мушкетера и, став первой жертвой короткой стычки, сполз с седла, обливаясь кровью.

— Вы, кажется, хотели преподать мне урок хорошего поведения? — спросил с издевкой лейтенант, атакуя оставшегося в единственном числе противника.

Они молча сражались, заставляя коней крутиться и танцевать на стиснутом пространстве небольшого перекрестка. Незнакомец оказался умелым бойцом, и мушкетеру пришлось употребить все свое искусство, чтобы отразить первые яростные, но расчетливые атаки. Что-то знакомое мелькнуло в лице атакующего, когда при резвом повороте его шляпа приподнялась и удалось рассмотреть нижнюю часть его лица. Именно шляпа, видимо, и сыграла роковую роль в поединке — противник поднял левую руку, чтобы поправить ее и не разглядел стремительный выпад мушкетера. Он рухнул с коня, пронзенный в горло.

Д'Артаньян разразился проклятьями: он вовсе не собирался убивать еще одного, третьего за эти дни, таинственного противника. Но тут на улице послышался цокот лошадиных копыт, и он подумал, что это, скорее всего, вечерний патруль, и ему вовсе ни к чему быть замеченным на месте схватки, где валяется труп и стонет раненный, к тому же д'Артаньян не в форме королевских мушкетеров, а в гражданском платье. Лейтенант пришпорил коня и, подумав, что патруль непременно позаботится о раненном, ускакал галопом.

Особняк де Тревиля, что на улице Старой Голубятни, служил, как и в старые времена, местом сбора для свободных от дежурства мушкетеров, местом отдыха, местом, где замышлялись их проделки и назначались встречи. С утра двор особняка напоминал потревоженный улей. В хорошую погоду не меньше полусотни мушкетеров обычно заполняли его, их слуги находились тут же, но на заднем дворе, рядом с просторными конюшнями, являя собой не менее шумную толпу.

Вечером двор особняка пустел. Мушкетеры разбредались по трактирам, самые молодые искали приключений в Лувре, Тюильри или в других дворцах Парижа, всегда открытых для мушкетеров, представляющих когорту избранных и, как полагали даже многие придворные, близких королю дворян. Служба их была, как мы уже говорили, необременительной, зато особенно почетной. В отличие от гвардейцев и швейцарцев, у них не было строго определенных постов в королевском дворце. Они фланировали по бесконечным анфиладам, переходам и залам Лувра, как равные, беседуя с придворными, соблюдая одно требование — всегда быть под рукой у короля.