Елагин поднялся, приложил руку к треуголке и вышел.
Собрав оставшихся матросов, он первым принялся за работу.
Навалившись по трое на вымбовки – рычаги для вращения брашпилей, сумели положить дагликс-якорь с кормы и якорь с носу. Рискуя сорваться вниз, полезли на ванты и раскаталажили пакетбот – сняли потрепанные снасти.
Только после того, как приготовили судно к зимовке, вывесили на мачту красный флаг – сигнал бедствия и стали ждать шлюпку.
Она подошла из гавани только через пару часов – мешала высокая приливная волна. Прибывший на ней прапорщик Левашов глядел на моряков как на выходцев с того света. Он подтвердил, что капитан-командор с моря не возвращался…
Остаток дня ушёл на перевозку к берегу больных – лежачих и тех, кто еле стоял на ногах. Последним, укутав его в одеяла, как младенца, доставили Чирикова.
На пристани столпились все обитатели Петропавловска. Каждый искал своего знакомого, родственника…
Когда носилки с капитаном вынесли на причал, к ним бросился какой-то человек в драном армяке, заросший густой окладистой бородой и космами до плеч. Он протиснулся к Чирикову и склонился над ним:
– Ваше высокоблагородие, дозвольте спросить, а где барин мой? Что с ним?
Чириков глядел на него, не узнавая.
– Филька я, Фирсов, их благородия флотского мастера Дементьева человек… Помните, в Охотске штурмом острожек брали?..
Чириков закрыл глаза.
– Поди прочь! Не видишь, не в себе их высокоблагородие, – оттолкнул Фильку прапорщик Левашов.
– Ба-а-арин мо-ой, ро-одненьки-ий! Где ты-ы-ы? – завыл бородач, бухнувшись на колени и обхватив кудлатую голову.
Но никто не обращал на него внимания.
3
Шторм ревел, неистовствовал. Пакетбот трепетал, как мышь в когтях у коршуна. Тайфун, подобно хищной птице, кружил его по океану уже второй месяц.
Жалобно стонала обшивка под натиском морских валов, хлопали и с треском рвались паруса… Градины, тяжёлые, как мушкетные пули, колотили по палубе, по людям, вцепившимся в леера. С ужасом вглядывались они в свистящую, ревущую мглу, окружающую корабль.
– Обе вахты на вахту! Все наверх! – орал Ваксель, пытаясь перекричать бурю. Отдавать эту команду было бессмысленно: все, кто мог держаться на ногах, и так были наверху. Когда судно терпит бедствие, страшно оставаться в каюте или в кубрике – потолочная переборка начинает казаться крышкой гроба.
– Надо было оставаться у берегов Америки, зимовать там! – сетовал Ваксель флотскому мастеру Хитрово. – Это Беринг виноват, что не остались мы там, не переждали время штормов…
– Теперь поздно жалеть о свершившемся, господин лейтенант! – отозвался Хитрово. – Нам остаётся молиться, чтобы мы остались живы!
– Да, вы правы: люди мрут, как мухи… Сколько у нас умерших?
– Вчера двоих в море спустили, нынче ещё троих…
– Святая Бригитта! Помоги нам! Мы плывём, как кусок мёртвого дерева…
Хитрово тоже зашептал молитву.
В эти дни на пакетботе молились все: офицеры, морские служители, солдаты и работные люди.
– Pater noster qui es in coelis… [98] – умолял о спасении даже всегда равнодушный к вере Стеллер.
Впрочем, и угроза гибели корабля не переменила его непростой нрав. Молясь, он не переставал сыпать упреки в адрес морских офицеров, которые неспособны управлять судном и всех их хотят погубить. Трясущимися руками сикось-накось он умудрился записать в своем дневнике: «Ваксель и Хитрово предали и продали всех… Плывем с Божьей помощью, куда нас несет разгневанное небо. Вследствие ужасающих волн и качки, все на корабле ополоумели. Молимся горячо и много; но проклятия, накопившиеся за десять лет пребывания в Сибири, лишают нас возможности быть услышанными… Все пали духом и не знают, что делать…»
Беринг был уже не в силах встать с постели. В дни бедствия он приказал сделать складчину – морской обычай сбора денег для строительства церкви во имя спасения от морской пучины.
– На какую церковь собирать будем, господин капитан-командор? – недовольно спросил Ваксель. – Мы с вами – протестанты, матросы у нас – православные, а чукчи-толмачи и вовсе – язычники…
– И те, и другие – все мы братья во Христе… – прошептал командор.
– Это богохульство. Какие язычники нам братья?
– Все мы в руках Божьих… Не упрямьтесь, Свен, хотя бы перед лицом смерти. Пусть православные собирают на церковь Петра и Павла, а я отдаю свой пай на строительство кирхи в Выборге…
Ваксель поморщился, но спорить не стал.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу