Елена Серебрякова - Взаправду верность – кладезь чести

– Сашка, ты ли это? Не верю глазам своим! Прямо герой-защитник! – закричал Василий.

– Ты тоже время не терял, изменился так, что по улице пройдешь и не узнаешь. Да еще с фамилией намудрил. Благо шартомские подсказали, что был Косач, да весь вышел. Что за фамилия такая Дальнев?

– Фамилия как фамилия, пойдем лучше в дом, хоть наговоримся досыта. А то бывает и словом перемолвиться не с кем.

За накрытым праздничным столом пошли воспоминания о былом счастливом времени, о ребятах ровесниках, об их судьбах.

– Знаешь ли ты? – будто хватился Плутовидов, – атаман наш, Елизар Никодимович помер.

– Когда? – удивился Василий.

– Да еще зимой.

– Вот же народ, ни совести, ни чести.

– Не понимаю? – удивился Сашок.

– У меня весь Дон перебывал. Именем атамана приют находит до сих пор.

Василий подробно описал визиты земляков, о своих стараниях по их привечанию. Посмеялись и продолжили разговоры. Затронули личную жизнь, обменялись мнениями на будущих избранниц, о денежном состоянии.

– Давно в офицерах ходишь? – спросил Дальне, – поди тоже от дома отошел и на стороне состоялся.

– Не совсем так. Елизар Никонорович прознал, что Гвардейский казачий полк пополняется новыми бойцами. Предложил нам, не всем конечно, еще двоим, не буду поминать их. Согласился я один. Сначала приехал в Крым, потом под Воронеж. Вообще, если все рассказывать, то долго и не интересно. С началом войны с турками решили создать Второй лейб-гвардии Сводный казачий полк и отправиться прямо на войну. Так, что в Москве я только проездом. Через пару дней отправляемся.

От Плутовидова исходил заряд неведомой доселе удали и свободы. Его глаза излучали мальчишеское озорство, присущее маленьким детям, неразумным, не знающим горести и страха. На этом фоне ничтожным представились Дальнему все его гипотезы и догадки, нумизматические и археологические коллекции, вот у друга настоящее дело.

– Слышь, Сашок, – сказал Василий, – запиши меня тоже в свой полк. Надоело мне сидеть наедине с книгами и общение с тоскливыми людьми.

– Да, поди уж и на коня не влезешь? Руки, ноги одрябли. Ничего тяжелее гусиного пера и не подымал.

– Восстановлюсь быстро, мне только стоит начать.

– Из современных ружей когда стрелял? Да стрелял ли вообще. Теперь-то все по-другому.

– Зато ножи метать не разучился. Вот, гляди, – Василий схватил со стола нож и бросил его в дверь.

Нож долетел, но плашмя ударился об косят и упал на пол.

– Нет, Василий, читай лекции и пиши статьи.

– Погоди, научи меня стрелять. Поедем завтра в лес.

– Чтобы метко стрелять, десятком выстрелов не обойдешься. Ты же знаешь это лучше меня.

Разговор прервался и повисла тишина.

– Ладно, – прорезался охрипший голос Дальнева, – а толмачи вам нужны?

– Ты что же турецкий знаешь?

– Знаю.

– А ну как тебя наш командир проверит? Он из тех мест и свободно говорит на тарабарщине.

– Да хоть прямо сейчас.

Тамаев Руслан Усманович остановился в палатах купца Коростылева в Столешниковом переулке. После сытного ужина с напитками офицер прилег отдохнуть. В полусонном состоянии его и застал поручик Плутовидов.

– Вот, господин капитан, привел пополнение.

Тамаев одним глазом глянул на Дальнева и пробухтел:

– Где ты нашел это декоративное растение?

– Это мой земляк из Шартомской станицы, росли вместе.

– Если и был земляк, так весь вышел.

– Могу служить переводчиком. Знаю турецкий, французский, английский, – выпалил Дальнев.

– В моей сумке лежит турецкая листовка. Поручик, подай своему другу, пусть переведет.

Плутовидов исполнил сказанное и в руках Дальнева оказался пожелтевший лист с типографским текстом. Василий бросил взгляд на бумагу и заговорил:

– Приказ сербам сидеть по домам. Не выходить на улицу, за нарушение смертная казнь. Могу перевести весь текст.

– Не надо.

Дальше капитан говорил на турецком, Дальнев отвечал.

– Пойдешь вольноопределяющимся? Коли согласный, приходи завтра к семи часам. Только документы прихвати, кто ты есть по жизни и прочее.

На другой день Тамаев свел Дальнева со штабным офицером в чине полковника, но тот, прочитав документы, ответил категорическим отказом.

– Нам только ученых не хватает. Иди, читай свои лекции и морочь головы студентам, а на войне, не дай Бог, убьют. Потом замучаюсь отписываться. Мы уж как-нибудь без тебя османов одолеем.

Лучше бы штабной последней фразы не произносил. В Василии пробудился тот самый донской казак, который ежели выгонят за дверь, залазит в окно, ежели и так не выходит, то протискивается в печную трубу.