Лариса Шубникова - Я тебе не ровня

Глава 1

– Ариша, где ты? Пойди-ка, свечу мне принеси!

– Бегу, деда, – рыжая девчонка метнулась в клеть и ухватила пук свечей.

Бежала в гридницу, зная, если дед просит свечу, значит, будет учение. Урок.

– Ох, и быстрая ты. Как есть егоза.

Пока Ариша вставляла новую свечку, пока усаживалась на лавку, расправляя подол запоны*, дед уложил на столе свиток и принялся читать вслух.

Осень на дворе: небо хмурое, дороги развезло. Холодов еще нет, а потому грязно, серо и тоскливо. Ни тебе игр, ни гуляний. Одна радость – дедовы уроки.

Ариша с дедом жила, сколько себя помнила. Тот был человеком ученым, служил князьям, что могли позволить себе платить за уроки. Подолгу не задерживался ни у кого: переезжал часто, будто бежал. Аришка привыкла, что нет у нее подруг, нет дома, а есть дед, которому все неймется, и не сидится на месте.

– Сие есть перемётно на славянский – радость, – голос у деда приятный, но тихий. – Арина, слышала? Повтори-ка.

И так еще долго. Дед читал по-гречески и заставлял внучку повторять, запоминать и писать чудные слова. Проку от того учения было маловато – языков Ариша не выучила вовсе, но кое-какие слова разумела. А вот счет и письмо девчонке давались: лихо считала внучка ученого мужа, а уж писала так, что любо дорого. Читала без запинки, и дед почитал ее девицей образованной. Не было таких среди простого сословия, а если уж начистоту, то и в боярском немного бы сыскалось.

Аришка быстрой была, как рыбка. Все-то у нее со смехом, с шутками. И сама все больше бегала, чем ходила, хоть дед и ругал ее за эдакое буйство. Ведь не маленькая уже, шестнадцать годков стукнуло, а все как дитё малое: то камешки собирает, то с собаками говорит. А если уж коня доведется приласкать-покормить, то радости на неделю. А так-то посмотреть совсем невеста: коса толстая, с кулак дюжего мужика, и долгая. Рыжая, будто солнцем целованная. Мордашка милая, улыбчивая. Зубки меленькие, белые. Ну и девичья стать уже образовалась, как без нее? Все на месте – округло там, где надо, стройно везде, где нужно.

Дед – Михаил Афанасьевич – замечал уж, что на Аришку парни заглядываются, а потому стал вести с себя с внучкой строже. Запрещал ходить одной, где невместно. Следил и всячески уговаривал сдерживать свой нрав – улыбчивый и шутейный. Но где ему совладать с непоседливой внучкой? Та нос-то свой везде совала, все ей интересно было, да ново. Вот и уследи, попробуй. Особо, когда уроки с княжичами, да воеводскими сынками, а девка невесть где бродит.

Тяжело приходилось; только дед внучку любил, знал, что одна у него отрада, хоть и хлопотная. И дело вовсе не в характере, а в том, как эта девчонка ему досталась.

Родной она Михаилу Афанасьевичу не была вовсе, взял он ее на воспитание четырех лет от роду и повез по свету. История темная и о ней ученый муж никому и никогда не рассказывал. Даже Арине.

– Деда, а когда будем читать? Вон ты утресь принес свитки новые. Никак князь Владислав дал?

– Не утресь, а утром, – поправил дед привычно. – Дал. Завтра и начнешь. В них о Египте.

– А сейчас чего же? Нельзя? – обиделась Аришка.

– Уймись, непоседа! Свечей переведешь на неделю вперед, коли ночью читать вздумаешь. Ступай спать.

Любила Аринка читать про неведомое; вот хлебом не корми, дай новое узнать. Дед и таскал для внучки свитки да книги, что давал княжич. Своих тоже было, да их Ариша успела уж и выучить, а новые покупать дюже дорого выходило.

– Дедушка, ну дай, голубчик, – канючила девушка, а дед ни в какую.

– Косу отрастила, учение освоила, а вот смирения и порядку девичьего как не знала, так и не знаешь! – выговаривал Михаил Афанасьевич.

– Деда, я научилась бы, так у кого?

И дед замолчал. Правда, у кого? Были чернавки, конечно: помыть, принести, постирать. А женщины мудрой для обучения Аринки не сыскалось, а ведь всем известно – нет мамки, наставницы, нет и толка. Много ли старый дед научит по бабьему уставу? Вот то-то и оно! С того Аринка и была малость мечтательной, и уж совсем свободной в разговоре с человеком любого сословия: и боярину могла ответить, и с чернавкой поболтать о насущном. О таких говорили – места своего не знает. Однако Аришку любили и прощали ей многое: то ли из-за косы солнечной, то ли из-за глаз ясных, то ли из-за улыбки лучистой. Кто ж знает?

Утром Михаил Афанасьевич Дорофеев встал задолго до света. Крякнул натужно, поднимаясь с лавки и прошаркал к оконцу малому. Оглядел двор, на который определили его и внучку жить, и понял – надо бы уже осесть и не где-нибудь а у хороших людей. Уже и деньга какая никакая скоплена, и время его пришло. Старость она такая – кряхотливая, немощная; да и конец мог наступить быстро, нежданно, а внучку надо пристроить.