Александр Гурин - Русский Ришелье

А в далеком 1660 году князь Богуслав в политических хитросплетениях поддерживал своего близкого родственника – курфюрста Бранденбурга Фридриха-Вильгельма и старался убедить русских, что курфюрст не враждебен России.

Посланец князя Радзивилла, Николай Поремский, был учтив, словоохотлив. Объяснял князю Хованскому:

– Ваше сиятельство! Угроза Варшаве, которую вы создали, изменила равновесие сил и привела к переменам в европейской политике.

Иван Андреевич гордо взглянул на Поремского. Тот продолжил:

– Поляки поспешили заключить мир со шведами.

– То мне ведомо, – ответил Хованский.

Да, князю уже было известно о заключении польско-шведского договора. Заметим, что помогла этому внезапная смерть короля-полководца Карла Густава. Еще в январе 1660 года на похоронах одного из членов королевского совета Швеции его величество сильно простудился. Врачи встревожились, обнаружили воспаление легких, а король, игнорируя опасность, продолжал работать. Как говорится в песне о совсем другом монархе, «но смерть была коварна, его подстерегла…». В феврале неудачливый воздыхатель бывшей королевы Христины скончался в 37 лет.

Христина пережила его почти на тридцать лет. Она определяла своей резиденцией то Рим, то Париж, среди ее любовных увлечений – племянница Мазарини, Мария Манчини (за право разделить с ней ложе бывшая королева соперничала с его величеством Людовиком XIV) и итальянский кардинал Аццолино. Когда очередной любовник, маркиз Мональдески, посмел изменить стареющей Христине, та убила неверного в порыве гнева и никто не решился судить ее.

Христина покровительствовала поэтам, неудачно баллотировалась на польский престол, после того как старый Ян Казимир отрекся от короны. В общем, жила весьма насыщенной жизнью.

Впрочем, князю Хованскому и шляхтичу Поремскому в тот вечер было не до какой-то Христины. Они вовсе не упоминали о ней. Зато говорили о том, что в феврале король-воин умер, а в мае в Оливском монастыре близ Данцига по воле регента шведского королевства, графа Магнуса Габриэля Делагарди, был заключен мир между поляками и шведами. Хотя поляки уже изгнали шведские войска из своей страны, они пошли на серьезные уступки. Во-первых, признали наконец права Швеции на Лифляндию и Ригу (отвоеванные, впрочем, у Польши королем Густавом-Адольфом еще десятки лет назад). Во-вторых, польский король Ян Казимир, сын покойного шведского короля Сигизмунда, отказался на вечные времена от прав на шведскую корону и обещал себя больше не титуловать королем Швеции. Реальной была уступка за счет герцогства Курляндского – шведы передвинули лифляндско-курляндскую границу на пару десятков километров. В свою пользу, естественно.

– Единственная уступка шведов заключалась в том, что они освободили курляндского герцога Якоба из темницы, – заметил Поремский.

Князь Хованский дал знак, холоп Ивашка щедро налил Поремскому в кубок трофейного вина. Поляк между тем перешел к главному:

– Теперь вся польская армия может воевать с Русью. А эта армия не мала. На вас идут с войском литовский гетман Ян Сапега и воевода русский Стефан Чарнецкий [67].

Услышав, что придется воевать с лучшим полководцем Речи Посполитой, Хованский встревожился, но внешне ничем этого не показал. А пан Поремский продолжал говорить то, что велел князь Богуслав Радзивилл:

– Король написал письма во все поветы о созыве шляхетского ополчения. Велено собираться всем, а кто не пойдет, того приказано сечь, как изменника, а поместья отбирать. А вот князь Богуслав Радзивилл и курфюрст прусский, хоть и считаются союзниками короля, воевать с царским войском не пойдут.

Посланник сказал главное: князь Богуслав не воюет и поместья его в Белой Руси разорять не надо. Иван Андреевич понял, что разговор о делах закончен и предложил:

– Время позднее, не пора ли отдохнуть?

Перед расставанием выпили по последнему кубку, пан Поремский прекрасно понимал, что время еще, как говорится, детское, и князь Хованский спешит обсудить новости с советниками. Но это уже совершенно не касалось посланца князя Радзивилла.

Когда шляхтич удалился, Иван Андреевич велел Ивашке:

– Кликни второго воеводу!

Вскоре заместитель князя Хованского, Семен Щербатый, уже слушал своего начальника. А выслушав, тут же сделал вывод:

– Отступать бы надобно. Чарнецкий силен. Да и цесарская армия у поляков в друзьях. Вспомни, мы ведь почему на Варшаву не пошли? Поляков уж не было, когда союзник польский – императорская армия путь нам преградила. У венского генерала Гейстера войско умелое.