Валерий Большаков: Викинг туманного берега

Хранители следят за тем, чтобы колесо истории не вильнуло в сторону от проложенной колеи, а уж если вызревает опасность «макроскопического воздействия», грозящего изменением реальности, в прошлое отправляются Регуляторы. Их задача – предотвратить сползание к «альтернативке», удержать баланс между грядущим и былым.

Добить Эрнста Рёма, если тот вдруг выживет, отговорить Александра Македонского от завоевания Индии…

Когда Костя сам стал Регулятором, то получил задание – помешать сопернику Харальда Косматого стать конунгом «всея Норвегии».

У него это вышло. У него и у Роскви.

Плющ улыбнулся. Это такой обычай у Регуляторов – зваться на языке той эпохи, в которую угодили. Роскви – так на язык викингов можно перевести имя Валерий.

Валерка Бородин. Дембельнулся из ВДВ, женился, а в прошлое отправился за «бонусами». Ничего, нагреб «бонусов» – хватило и на квартиру, и на машину. Еще и тур в Таиланд купил – свозил свою Верку в Паттайю. В Уссурийске снег по колено, а Вера на пляже млеет…

А Константин переводится, как Эваранди.

Плющ вздохнул. Разве такое поведаешь кому? Да если и сболтнешь ненароком, что тогда? Покрутят пальцем у виска и скажут: доучился!

Правда, на Новый год Костя малость успокоился. Он вдруг ощутил себя скупым рыцарем, владеющим несметным сокровищем – и получающим от того массу удовольствия.

Каково это – держать у себя на полке рукописи из Александрийской библиотеки? Или целехонькую статую Афродиты, изваянную Лисиппом? Никому не известное полотно Леонардо? Сидишь себе в гордом одиночестве и любуешься…

Плющ запрокинул голову – там, высоко над улицей, над домами завис пролет Золотого моста. В его тени было сумрачно и зябко.

Сразу вспомнились арки акведука, пересекавшего цитадель Интермондиума, изливавшего влагу горных источников в целый каскад фонтанов, откуда хозяйки черпали воду.

Вздохнув, Костя пошагал дальше. Его слегка мучила раздвоенность желаний: он очень хотел вернуться в Интермондиум, пройтись по Главной улице – и вернуться к Башне, которую все называли Терминалом. Вернуться, отворить тяжелую дверь портала, обитую позеленевшей бронзой, – и выйти на сумасшедший простор Стьернсванфьорда.

Там, между скалистых круч и лесистых склонов, синеет извилистая лента залива, и белые косы водопадов окунаются в него, а орлы нарезают круги ниже обрыва, где стоишь ты, цепенея, задыхаясь от ужаса и восторга…

Вернуться, наведаться в Сокнхейд, проведать Эльвёр…

Плющ снова вздохнул, теперь уже уныло. Эта девушка прелестна и проста, она прозрачна, как льдинка. Эльвёр любит его, и он, наверное, тоже. Вот только…

Как им быть? Ему переселяться в тамошнюю Норвегию, которой, по сути, еще нет? Государство только собирается, сшивается, как из лоскутьев, из земель ранрикиев, ругов, эгдов, гренов, хордов и прочих квенов.

И что там делать программисту? Безусловно, историческое фехтование – великое дело и реконструкция – это просто замечательно. Но нельзя же всю жизнь прожить в прошлом, в ту пору, когда еще и Средневековьем не пахло (зато помоями, навозом и прочими амбре полудикого быта несло основательно)!

Тянуть срок в полутемных, душных «покоях» – сложенном из камня, дерева и торфа «длинном доме», где даже трубы нет, а посередине горит очаг? Чего для?

И какому делу посвятить лет пятьдесят, отпущенных ему на житие с бытием? В походы ходить? Грабить саксов, франков, тянуть все, что плохо лежит, и кровь пускать хозяевам, кои писаются при одном лишь упоминании о норманнах, страшных людях с севера?

Ничего не скажешь, достойный выбор!

Помнится, он все ныл, взыскуя лихого «махалова» мечами – чтоб все по-настоящему, с кровью и костями, а не по правилам феста [5].

И была ему сбыча мечт – намахался вдосталь, нарубался, наслушался мокрого хруста, нанюхался.

Кошмары неделю снились, потом обвык. Успокоился.

Угомонился, все понял про себя и обрел некую цельность.

Но жить в ту эпоху… Нет уж, спасибочки.

И что тогда? Эльвёр сюда перетянуть? В XXI век? В чужой, непонятный, пугающий мир? А будет ли девушка счастлива среди машин, компов, Интернета и прочих прелестей цивилизации?

Вопрос.

Вздохнув, Костя свернул со Светланской, поднялся по крутому переулку и вышел к серой высотке, укоренившейся на склоне. Во Владивостоке не найти ровного места – сплошные спуски и подъемы…

Квартирка у него была маленькая, зато своя. Нора. Берлога.

Убежище.

Стащив ботинки, сбросив куртку, Плющ прошагал в комнату и переоделся в старые треники, подцепил пальцами ног разношенные тапки. Сразу стало уютно. Покой…