Виталий Шипаков - Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество

– Наверно, ты права, – охотно согласился Княжич. – Я об этом сам частенько думал, только на войне не станешь выяснять, кто пред тобой, хороший человек иль нелюдь. В бою все просто – если не убьешь, тебя убьют, но ради прихоти и уж тем более из корысти я ни одной души не загубил.

– Это хорошо, значит, без особых промедлений на небеса взойдешь, туда уж все твои друзья отправились – и Кольцо, и Лихарь с Разгуляем, а не так давно Максимка. Я его едва признала, шибко Бешененок постарел, – печальным голосом поведала Еленка.

– Но ведь браты-то тоже далеко не ангелами были и тем не менее господь их принял в царствие свое, с чего ж тебе немилость эдакая? – изумленно вопросил Иван.

– Они за веру и отечество сложили головы, таким тут многое прощается. Да и со мной не все так плохо. Меня на страшный суд еще не призывали, во искупление грехов тебя велели дожидаться. Поэтому еще подумать надо, немилость или милость превеликую спаситель наш ко мне, самоубийце, проявил, – пояснила Княжичу любимая.

– И долго ждешь?

– Как померла, с тех пор и жду, – простодушно ответила Еленка.

– Да это ж целых тридцать лет.

– Получается, что так.

– Зачем же ты меня спасла тогда, в Сибири? Дозволила бы Караче мне горло перерезать и давно б уж вместе были.

– Я тут ни при чем, твоею жизнью, как и всякою другой, бог распоряжается, – напомнила красавица и, вновь потупив взор, почти что шепотом добавила: – Будь моя воля, так я еще бы тридцать лет ждала.

В тот же миг совсем невдалеке запели трубы, их голос был призывным и ласково чарующим одновременно.

– А это что? – вновь удивился Княжич.

– Это, милый мой, архангелы трубят, на страшный суд нас призывают.

– Так пойдем, – нетерпеливо позвал Иван, его отважная душа стремилась поскорей пройти самое последнее и самое строгое испытание.

Еленка поднялась со своего камня, однако тут же жалобно пролепетала:

– Боюсь я, Ванечка, ступай один, а то со мной греха не оберешься.

– Ну уж нет, мне без тебя ни в преисподней, ни в раю делать нечего, – шаловливо усмехнулся Ванька, любуюсь очаровательной наготой своей любимой.

– Я надеялась, что ты с Ариной хоть чуток остепенишься, она-то девка строгая, не мне чета, ан нет, как был ты, Ванечка, блудлив, таким и остался. Ему на страшный суд идти, а он на мои груди зарится, нельзя же так, грех это, – попрекнула Княжича Елена, прикрывая свои прелести распущенной косой.

– Конечно, грех, – развел руками Ванька. – Но только грех-то сладкий, и для нас, для сыновей да дочерей Святой Руси, не шибко тяжкий, очень даже простительный.

– Это чем же вы особые такие, что блуд для вас простителен? – попыталась возразить ему Елена.

– Шибко много уж жестокости и зла творится в отчизне нашей, – посетовал Иван. – Поэтому нам без любви никак нельзя, без нее мы просто озвереем, а перед богом у меня и пострашней провинности имеются. Ведь я его помазанника, государя Грозного, едва не застрелил.

– Господь с тобой, да как же это угораздило тебя эдакое святотатство совершить? – испуганно воскликнула Еленка.

– Что ради любви не сделаешь, – ответил Ванька и, сняв кунтуш, укутал им точеный стан любимой.

– На-ка вот, прикройся, негоже ангелов такою красотой смущать.

– Все шутишь, неужели ты и вправду не боишься страшного суда? – растерянно промолвила красавица.

– Бояться раньше надо было, а теперь уж поздно. Одно могу сказать, что ни о чем я не жалею. Даруй мне бог другую жизнь, прожил бы точно так же, – заверил ее Княжич.

Иван нисколько не кривил душой, он был безмерно счастлив уже тем, что вновь обрел любимую, остальное его мало волновало.

– Опомнись, Ванечка. Мы ж на пороге вечности стоим, уйми гордыню, – попыталась образумить Княжича Елена.

– А я не понимаю, что такое вечность, да и не хочу я вечной жизни.

– И чего ж ты хочешь?

– Хочу в душе потомков возродиться, пожить в иные времена, тебя там встретить. Надеюсь, что лет через триста все будет по-иному на Святой Руси. Хотя, кто знает. Может быть, такие страсти, как любовь да ненависть, а с ними остальные добродетели с пороками и окажутся для рода человеческого вечными, – задумчиво изрек Иван.

– Ты, Ванечка совсем не изменился, все такой же мечтатель. Выходит, я не зря тебя ждала, теперь с тобой мне ничего не страшно, – окинув Княжича восторженновлюбленным взглядом, сказала раскрасавица и подала ему руку. – Пойдем, уж лучше самый страшный суд, чем бесконечный страх да ожиданием томленье.

– Пойдем, – кивнул Иван. – Грешить умели, надо и уметь ответ держать.