Александр Тутов - Спартанец

Спартанец даже повёл было фалангу в контратаку, но тут через развалины стали перебираться телохранители наместника, а потом появился и сам Хризолай. Он явно нервничал. Ещё бы – лишиться большей части своего воинства! Таких потерь он не нёс никогда. И потери ещё будут, бой ведь не окончен!

– Всем смерть! – громко взывал Хризолай. – Вперёд, мои псы! Разорвите это крестьянское отребье! И принесите мне голову этого спартанца!

Это было прямое столкновение двух войск. В строю у Ксантиппа оставалось около трёх сотен ополченцев, остальные были либо убиты, либо изранены. Против них выстраивалось почти пять сотен всадников Цербера, позади которых выстроились телохранители Хризолая, выглядевшие подобно македонским аристократам.

– Раздавят, – шептал Орест. – Раздавят.

Всадники Цербера приближались, стрелы летели с обеих сторон, но всё реже и реже – готовились к рукопашной схватке. И вдруг движение всадников Цербера замедлилось, ряды расстроились, смешались. Громкие крики огласили окрестности.

– Не ожидал я! – вырвалось у Ксантиппа.

Это старый владелец постоялого двора привёл на помощь горожан. Эмирес, конечно, не ожидал, что они попадут на сражение, но если и струхнул вначале, то всё-таки довёл людей до места. Этих добровольцев было не меньше пяти сотен, к сожалению, вооружённых как попало и в массе своей бездоспешных. Отряд Эмиреса не представлял из себя реальной силы, но Фортуне было угодно, чтобы он появился вовремя.

Хризолай вынужден был отрядить пару сотен всадников Цербера, чтобы отогнать или задержать эту внезапно появившуюся помощь для обнаглевших крестьян. Наместник не понимал, кто это, сколько их, поэтому пребывал в растерянности.

Ксантипп решил не давать возможности Хризолаю разобраться в происходящем и повёл ополченцев в атаку. В это время всадники Цербера начали перестраиваться после разделения, поэтому стремительный рывок ополченцев застал их врасплох. Бойня пошла страшная! Против крестьян-ополченцев, старательно, как и полагается новобранцам, удерживающих строй в фаланге и дружно работающих копьями, всадники Цербера, привыкшие к разбою и грабежам, оказались слабы. Их ряды дрогнули, сломались, ещё немного – и всадники Цербера бросились в рассыпную.

Но оставалась сотня воинов-телохранителей Хризолая, которые ещё не двигались с места. И хоть ополченцев, способных держать оружие, оставалось больше двух сотен, но этого было слишком мало. Наместник двинул вперёд своих аргироспистов. Серебряные щиты тех блестели, массивные сариссы хищно стремились к ополченцам.

Ксантипп медленно стал отводить людей, пытаясь вывести их из-под удара македонских сарисс. Он понимал, что прямого столкновения с телохранителями Хризолая ополченцы не выдержат.

И тут произошла случайность, которая чуть роковым образом не привела к быстрой развязке. Между камнями оказалась промоина, вот туда нога спартанца и провалилась! Он отступал спиной вперёд, поэтому и не заметил созданной природой ловушки. Нога крепко застряла, Ксантипп рванулся и, не удержавшись, упал. Увидев это, из строя аргироскистов бросились четверо, чтобы убить спартанца. Ксантипп от обиды до крови закусил губу. Какая глупая смерть – лёжа встречать врагов! Ополченцы топтались на месте в растерянности, кидаться на помощь – это нарушать строй. Нарушить строй – это гибель! И сам Ксантипп строжайше предупреждал от этого. Он и сам понимал, что если ополченцы бросятся его спасать, то нарушат строй, и телохранители Хризолая снесут ополченцев с лица земли без особых усилий. Но так погибать было обидно! Ксантипп бешено пытался вырвать ногу, а враги уже подбегали. Первого спартанец встретил ударом копья в живот, но второй перерубил копьё.

Откуда-то сбоку молнией возник крестьянин с заступом. И пока Ксантипп отражал щитом многочисленные удары, крестьянин заступом отжал камень и спартанец смог выдернуть ногу, пусть и ободрав её до крови. Но сам крестьянин, коротко вскрикнув, опустился на колени. Из его груди змеёй вылезало остриё копья, изо рта потекла струя пенящейся крови.

Ксантипп, прочно встав на ноги, обманул одного из нападавших, и обводящим ударом поразил того в шею. Двое остальных отскочили. Умирающий крестьянин поднял искажённое болью лицо, и Ксантипп узнал Археса.

– Господин, – прошептал Архес, – передайте старейшине Тимею: я прощу прощения, что не сумел помочь его сыну! Но я… – больше он ничего не успел сказать, кровь хлынула горлом, тело содрогнулось и замерло.