Виктория и Сергей Журавлевы - Воролов

– Который? – уточнил исправник.

– Ну, который ко мне лицом сидел и руку порезал.

– А второй? Как выглядел второй?!

– Не видел, милостивый пан! – губы Кунки задрожали. – Есусом Христусом клянусь, не видел я его! Только затылок и спину. Потом он вышел, видимо, освежиться… А этот, – щипач указал пальцем в пол, – остался за столом вино допивать.

– А ты, значит, к нему! Подпоил, до комнаты проводил, – исправник вдруг повысил голос, – а там попытался что-то у него украсть, а он тебя за руку поймал? Схватил, поволок было к двери, в околоток тащить, а ты – за его пистолет и дуло ему в висок? А потом куда сбежал? На черную лестницу? В окно? Куда? Говори! Так было? Так?! Отвечай, стервец!!

Кунка втянул голову в плечи и зажал уши ладонями:

– Нет! Нет!! Я не убивал! Не убивал я!

Азаревич молча выжидал. Он не мог прямо, в лоб, спросить карманника об упомянутых Медоедовым вещах с тела убитого. Таким вопросом он опасался раскрыть личность полицейского агента, поставив под угрозу выполняемую тем операцию и его жизнь.

– Пан Кунка, – подал наконец голос воролов, – мы сюда вас не приглашали. Вы явились сами, по своей воле, и все время твердите, что вы здесь не при чем. Но с чего такая прыть? Значит, вы все же в этом деле как-то замешаны?

– Да, ваше превосходительство, да! То есть, нет! Нет, я пальцем никого не тронул! Но, – карманник перевел дух и вдруг ухмыльнулся, – я у кавалериста этого кое-что увел.

Он опустил руку куда-то в подкладку потертого сюртука и вытащил маленькие серебряные часы на цепочке.

– Откуда это у вас?

– Грешен! Работа у меня такая! – Кунка пожал плечами, протягивая часы исправнику. – Пока этот военный заливал свой проигрыш, стал я мимо столиков к выходу пробираться. И вдруг я так неудачно его стол толкнул, что стакан у него возьми и опрокинься! Об тарелку раз – и вдребезги! Он стал осколки собирать да порезался! Уж я так извинялся, что пана так неделикатно побеспокоил, так извинялся! И салфеткой пальцы ему помог замотать, и выпивку ему еще предлагал! Только он отказался…

– И в этот момент часы у него и вытащили?

– Да, досточтимый пан!

– Только это взяли?

– Да. У него в кармане еще какие-то бумаги были, но мне ведь документы ни к чему! Я свое дело сделал и ушел, и он еще живой был, понимаете? Живой! И трактирщик видел, как я уходил, и еще сидели гости. И больше я его не видел. В краже признаюсь, но в смерти его – нет, не виновен!

– Вы уже пытались сбыть часы? – спросил Азаревич.

– Пытался, но мой человек не взял. Дескать, риск большой, весь город уже говорит о трупе в трактире, но, так и быть, возьму за десять целковых. Холера! Жадный пес! Захотел задарма хорошую вещь! Не выйдет! Решил: вот пойду к ювелиру, пусть буквы зашлифует. Потом – в тайник, а летом в Крыму продам! И не за гроши…

– Увести его, – махнул рукой исправник.

Когда Кунку увели, он взял часы со стола, в задумчивости покачал их на цепочке, словно маятник, и протянул Азаревичу:

– Ну что же, Петр Александрович, берите ваш улов. Но все-таки жаль, что этого паршивца не заинтересовали бумаги!

– Ничего! Бывает, что и вещи могут кое-что поведать о своих хозяевах.

Азаревич повертел трофей в руках, а потом со щелчком открыл крышку часов. На ее внутренней стороне блестели изящно выгравированные строки:

В Благовещенске далеком

Вспоминайте обо мне…

– Согласитесь, Петр Александрович, весьма досадно, что девицы нынче не оставляют на память женихам более подробных посвящений! В моде загадочность, недосказанность, намеки, маневры словами и молчанием, позами и жестами. Не любовь, а война просто! Нет чтобы написать: «Милый моему сердцу Николай Павлович Александров из Тарусского уезда Калужской губернии! Не забывайте юную девицу Надежду Ивановну Сироткину, что живет в соседней с вами усадьбе Сафьяново»! Вот тогда мы бы знали уже намного больше, чем сейчас! М-м-м, как вам угощение? – Мышецкий вилкой ковырнул рака и с хрустом отделил его большую красную клешню.

Завсегдатаи трактира, перешептываясь, с интересом посматривали на двух чужаков, сидящих за «тем самым» столом, где несколькими ночами ранее ужинали ныне мертвый поручик со своим спутником.

– Благодарю, очень недурно! Некая неизвестная нам Надежда Ивановна, боюсь, не получала рекомендаций и циркуляров на этот счет, иначе она не преминула бы ими воспользоваться. Однако все же эта особа, которую мы не имеем чести знать, сама того не подозревая, оказала нам неоценимую помощь, – Азаревич ухмыльнулся и наполнил два хрустальных бокала светлым пивом.