Григорий Шепелев - Наездник Ветра

Лев Мелентий понял, что молодой человек ищет ссоры, дабы получить повод для хамского обращения с ним, с логофетом, на берегу, в присутствии двух десятков вельмож. Но не на того он напал.

– Вынужден признать, что такая жалоба будет иметь самые печальные последствия для меня, – спокойно сказал логофет, – не думаю, впрочем, что ты захочешь погубить человека только из-за того, что он оказался плохим знатоком вина и не выбрал лучшее.

Иоанн не нашёл, что сказать в ответ. От этого его злость усилилась. Раздув ноздри, он отошёл. Дромон, между тем, уже миновал гавань Юлиана, в которой не было места даже для небольшой рыбацкой галеры. В гавани Феодосия, несмотря на больший её простор, дела обстояли так же.

– Измена! – поднял крик Калокир, увидев перед причалами плотный ряд кораблей, а на берегу – шумную толпу до самых ворот, – измена! Меня хотят погубить! Немедленно разворачивайте корабль на Херсонес!

Логофет пребывал в полнейшей растерянности.

– Где же твои сановники? – продолжал вопить Иоанн, схватив его за рукав, – нет больше Никифора Фоки, разве не ясно? Переворот! Измена! Корабль – вспять!

Алексей Диоген, приблизившись к крикуну, положил ладонь на его плечо. Колени у Калокира так подогнулись, что он едва не упал.

– Никто здесь не повернёт корабль, – сказал друнгарий, – пока тебя не встретит Игнатий Нарфик, я отвечаю за твою жизнь перед василевсом и перед Богом. Этого тебе мало?

– А если толпа вдруг бросится на меня? Скажи, что ты сделаешь? У тебя всего сто бойцов!

– Толпа – не взбесившаяся собака, чтобы бросаться без повода на кого попало. Но если даже что-то случится, я и один, без всяких бойцов, разгоню толпу! Мы встаём на якорь в гавани Феодосия.

Пристально поглядев моряку в глаза, Калокир дал знак своим слугам, точнее – слугам магистра, собирать вещи. Их у него оказалось совсем немного.

Хозяин одного из самых больших кораблей, стоявших у пристани, знал Патрикия Алексея и не посмел отклонить его предложение быстро сгинуть ко всем чертям. Как он ни спешил, отход корабля занял полчаса, и примерно столько же Алексей потратил на то, чтобы подвести «Апостол Филипп» к причалу. Матросы бросили якорь, и его цепь, натянувшись, остановила корабль перед одной из каменных плит, составлявших пристань. Тем временем, Алексей опять собрал воинов на корме, чтоб дать им какое-то указание. На краю причала молниеносно скопилась толпа зевак. Как было не обсудить, что бы могло значить прибытие столь большого военного корабля с отрядом схолариев? Точки зрения разделились, и дело чуть не дошло до драки. К носу дромона на уровне средней палубы был привязан длинный канат. Один из матросов, приземистый черноглазый индус с длинными усищами, перекинул конец этого каната на берег, крикнув:

– Эй, кто умеет узлы вязать?

В толпе отыскался бывший моряк. Натянув канат, он хитрым узлом привязал корабль к железной балке причала. Матросы выдвинули на берег лёгкие сходни.

– Где были-то? – поинтересовался бывший моряк у индуса. Тот закрутил усы и гордо ответил:

– В Таврике!

– Ну, и как дела там? Что говорит сын градоначальника?

Индус сплюнул и заговорщицки огляделся.

– Да плохо всё! Ждут гостей. Сам знаешь, каких! Мы ведь были с тайным поручением к …

– Ах ты, собака! – вскричал над ухом индуса вдруг появившийся у него за спиной Алексей Диоген, – ещё одно слово – и я отрежу твой поганый язык, а всё остальное отдам Игнатию Нарфику! Пошёл прочь!

Получив пинка, болтун отлетел. Сто могучих воинов во главе с патрикием устремились по шатким сходням на берег. Разгневанный Алексей Диоген – в доспехах, в шлеме с забралом, с мечом в руке способен был разогнать не то что толпу людей, а стадо слонов.

– Любой, кто не уберётся с дороги, будет убит! – возгласил он так, что гавань и торжища, простиравшиеся за нею, на один миг погрузились в полную тишину, десятками тысяч глаз с ужасом воззрившись на исполина. А в следующий миг все – покупатели, продавцы, зеваки, бросились врассыпную, давя друг друга и сокрушая всё на своём пути. То, что умудрялось устоять, с грохотом сшибал ударом ноги патрикий. По рынку сплошной лавиной катились арбузы, дыни, персики, груши, финики. Более дорогим торговали ближе к воротам. Там Алексей не намеревался расчищать место, хотя и мог бы. Но, тем не менее, все, кто был в тех рядах, также сочли нужным ретироваться. Рыночные таверны и кабаки мгновенно наполнились теми из них, кто уже привык к подобного рода мероприятиям, весьма частым во времена Никифора Фоки. Гости столицы, которым всё это было ещё в новинку, всего лишь отошли в сторону, удивляясь и негодуя. Они ещё не научились радоваться тому, что им вот так просто, средь бела дня, оставляют жизнь, даже не взимая за это никакой платы.