Кассия Сен-Клер - Золотая нить. Как ткань изменила историю [litres]

Одна из причин того, почему Соломон, Бонна и Престон взяли с собой одежду, была в высшей степени практичной. Владельцы рабов, если покупали одежду или ткани для них, смотрели на два параметра: долговечность и цену. И, как правило, они покупали оптом. Джон Рэй, рабовладелец, который вел тщательные записи в книгах плантации, судя по всему, поступал как все, покупая одежду каждый год. К примеру, он приобрел тринадцать пар «негритянских ботинок» по 1 доллару 6 центов за пару в 1853 г. Частыми были объявления-наживки, соблазнявшие рабовладельцев: «НЕГРИТЯНСКАЯ ОДЕЖДА… продается дешево, за наличные» или «очень дешевые хлопковые брюки» по «самым низким ценам». В результате многие рабы, особенно работавшие в полях, носили характерную и почти идентичную прочную одежду грязно-коричневого цвета. (В объявлении 1767 г. искали раба, экипированного скромнее, чем Соломон, сбежавшего только в «обычной одежде работающего негра».) В городе или в свободном штате такое бедное, низкостатусное облачение мгновенно выдавало в его владельце беглого раба [274] Была и другая причина, чтобы взять свежую одежду. Одежда, принадлежавшая беглецам, часто использовалась для того, чтобы пустить по следу специально натасканных собак с мрачным названием «негритянские собаки». . Одежда могла быть и разновидностью денег. Ее меняли либо на другое платье, либо на наличные, что помогало финансировать бегство раба [275] Hunt-Hurst, p. 736; «Advertisement: Dry Goods, Clothing, &c.»; «Advertisement for Augusta Clothing Store» White and White, pp. 155–60. .

Но одежда выполняла и менее практичную функцию. Это были времена, когда визуальной культуре придавалось огромное значение. Осознавать, видеть и быть видимым – такими были ключи потребления. «Наше зрение, – писал Джозеф Эдисон, английский эссеист и политик, – это самое совершенное и восхитительное из всех наших чувств». Люди с более низким социальным статусом, с одной стороны, должны были визуально отличаться от тех, кто стоял выше на социальной лестнице, а с другой стороны, им следовало оставаться неприметными. Рабы на картинах и гравюрах, если их вообще изображали, либо заняты работой, либо присутствуют на задних планах. Возьмите картину Эдуарда Мане «Олимпия», написанную в середине XIX в. и впервые выставленную в Париже в 1865 г. Картина в определенном смысле выходит за рамки привычных устоев – на ней изображена проститутка, нагло смотрящая в глаза зрителю, – а чернокожая служанка, предлагающая ей букет цветов, остается на заднем плане в неудобной согбенной позе, чтобы не возвышаться над белой хозяйкой. Большинство письменных источников разделяют это восприятие. В записках о путешествиях, дневниках и письмах богатых белых нет рассказов о слугах и рабах, они упоминаются только тогда, когда становятся заметными из-за своих «промахов» [276] Было и исключение из этого правила. Опубликованные отчеты самих бывших рабов часто предварялись предисловиями белых друзей и бывших хозяев авторов, которые заверяли читателя, что книга действительно была написана чернокожим человеком. Несмотря на эти заверения, многие белые просто отказывались верить, что чернокожие, особенно бывшие рабы, могли быть авторами подобных отчетов. В южных штатах рабам запретили обучаться грамоте на тот случай, если их посетят подобные идеи. Prude, pp. 127–134. .

В экономических условиях работорговли хлопок был преобладающей тканью на Западе. С этого времени и до конца 1970-х гг., когда синтетика стала более популярной, хлопок входил в число основных тканей, использовавшихся по всему земному шару. От футболок и джинсов битников до самых шикарных простыней в роскошных гостиницах Токио, хлопок – это пассивный выбор ткани и одно из самых распространенных средств для выражения статуса и идентичности. Это же относится к людям, привезенным из Африки в Америку для рабского труда: хлопок позволял им сохранить хоть какую-то часть самоуважения и индивидуальности. Хлопок, один из краеугольных камней атлантической работорговли, был одновременно средством, с помощью которого индивидуальности создавались и отстаивались [277] XVIII в. был намного более урожайным с точки зрения работорговли, но, по некоторым оценкам, между 1500 и 1800 гг. 8 млн человек были перевезены из Африки в Америку. Поначалу этим занимались по большей части испанцы и португальцы, позднее британцы, французы, голландцы и датчане. Beckert, Empire of Cotton p. 36. .

Хлопок был распространенной культурой по всей Африке. Великий арабский путешественник Аль-Бакри посетил Мали в 1068 г. «Каждый дом имеет свой хлопковый куст… [и] одежду из тонкого хлопка», которую местные меняют на соль, просо, рыбу, сливочное масло, индиго и мясо. Олауда Эквиано, выкупивший свою свободу в 1766 г. после долгих лет принудительного труда, стал писателем и выдающимся борцом за отмену рабства. Он написал один из немногих отчетов, в котором упоминается его одежда до пленения. В Гвинее, писал он, одежда обоих полов состояла из «длинного куска ситца или муслина, свободно обернутого вокруг тела наподобие шотландского пледа». Тогда, как и теперь, на континенте существовало большое разнообразие одежды, которая определялась средствами и обычаями. В 1930-х годах афроамериканка по имени Чейни Мэк вспоминала, что ее отцу «пришлось довольно трудно»: когда его привезли в возрасте восемнадцати лет, нужно было «обязательно одеваться, жить в домах и работать». Это был явный намек на то, что мужчина привык вообще ничего не надевать (скорее всего, это ее собственная интерпретация условий жизни в родной стране отца). В других африканских странах элита, особенно жившая неподалеку от прибрежных портов, носила одежду в европейском стиле как символ статуса, показывая свое знание экзотических чужеземных вкусов (как некогда европейцы, принявшие китайский стиль) [278] Thomas, p. 62. Equiano, p. 34. White and White, p. 152. .