Николай Сванидзе: Погибель Империи. Наша история. 1918-1920. Гражданская война

Это только февральско-мартовский эпизод из жизни Деникина столетней давности. Ни Деникин, ни Ленин с Троцким, никто вообще не знает, что будет дальше. В этом смысле прекрасное время.

20 января 1918 года по старому стилю, то есть 2 февраля по новому, большевистским правительством Советом Народных Комиссаров был принят Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви.

Можно исповедовать любую религию или никакой. Никакие законы не могут ограничивать свободу совести, никаких преимуществ на основании вероисповедной принадлежности. Свободное исполнение религиозных обрядов без нарушения общественного порядка. Акты гражданского состояния ведутся исключительно гражданской властью. Преподавание религиозных вероучений в общеобразовательных учебных заведениях не допускается. Можно обучать и обучаться религии частным образом.

Надо сказать, что, когда вечером 2 февраля обсуждали этот документ в Совнаркоме, он имел совершенно другое название – «О свободе совести, церковных и религиозных обществах». Именно с этим названием документ и был утвержден. Но через шесть дней был опубликован очередной выпуск «Собрания узаконений Рабочего и Крестьянского правительства», и там декрет получил иное название, с которым и вошел в историю, – «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». Никакой свободы совести в названии. Это логично, откровенно и соответствует существу дела.

Свобода совести в России уже была узаконена Временным правительством 14 июля 1917 года. Это было совсем недавно, всего полгода назад, и население об этом помнило. Давать то, что до тебя уже дали, с точки зрения пиара бессмысленно. Но не это главное. Свобода совести – это естественное право человека на формирование собственных убеждений в области веры. И это с большевистской точки зрения никуда не годится. Нет естественных прав человека, права распределяются с классовых позиций, нет самостоятельных людей, они принадлежат классам, нет людей с собственными убеждениями, есть те, кто с нами, и те, кто против нас. Мы – это власть. Большевики категорически не терпят никаких конкурентов на политическом и идеологическом поле. Сложно сказать, насколько сильным конкурентом большевики считали церковь.

Православная церковь не проявила приверженности свергнутым Николаю II и глубоко верующей императрице, не отстаивала, не защищала монархию, которую обрамляла долгое время. Можно, конечно, сказать, что это проявилась застарелая обида на то, что Петр I лишил церковь самостоятельности, лишил ее патриаршества, поставил под бюрократический контроль светского чиновника обер-прокурора Синода. Но Православная церковь получила статус господствующей. В знаменитом трехчлене «православие, самодержавие, народность», утверждавшем незыблемые основы государства, православие стояло на первом месте. Но большевики, агитировавшие солдат на фронте в Первую мировую, видели, что мужики в грош не ставили ни командиров, ни священников. Легко убивали и тех, и других, и не было в них страха Божьего.

Последние годы царской России были отмечены кризисом не только государства, но и церкви, которую власть самонадеянно сделала своим институтом. Даже консервативные представители духовенства осознавали опасность ситуации и видели выход в самостоятельности церкви. Но времени и на эту реформу в числе прочих не оказалось. В глазах огромной массы озлобленного населения священник имел отношение не к вере, а к власти.

Захватившие власть большевики в окончательном названии Декрета были предельно циничны. Церковь хотела быть отделенной от государства? Пожалуйста. Но без собственности, без земли, без государственной денежной помощи. В нищете, в лагере, на нелегальном положении. Кто выдержит, кто устоит после привычной расслабленности? А? И мы еще внесем новый раскол в ваши ряды, и вы будете сотрудничать с нашей безбожной властью.

А вы, граждане, рабочие и крестьяне, вы же тоже хотели, чтобы церковь была отделена от вашего государства? Пожалуйста. В качестве бонуса можете выместить накопившееся отчаяние от того, что Бог не замечал ваших страданий. Или мы сделаем это за вас, а вы не мешайте. Как сказали, так и сделали. Началось разграбление церквей.

Осквернение храмов производит на основную массу населения особое, абсолютно разлагающее впечатление. На поверхность выходят самые темные инстинкты и соблазны. Прежде всего соблазн вседозволенности.