Эрнест Ролле: Разбойник Кадрус

— А как же господин Лонгэ?! — вскрикнул он.

Он ринулся к двери дома и открыл ее. За ним бросились все остальные. Их глазам предстало ужасное зрелище. Лонгэ лежал на полу мертвый, весь в крови. Он еще сжимал в руке ложку, которой приготовился есть яичницу. На шее у него зияла рана, рана необычная — печать, налагаемая на жертвы руками «кротов».

Фрион замер, оцепенев на несколько мгновений. Потом в нем проснулся старый солдат, и он крикнул:

— Они были верхом! Ни одному жандарму нельзя выезжать отсюда на лошади, иначе он затопчет следы!

Пробежав по дороге, он внимательно осмотрел следы, оставленные убийцами, и с негодованием честного человека закричал:

— За мной! В погоню! В погоню! Вот следы. Убийцы не могли уйти далеко. Выпустите всех собак!.. В погоню… в погоню… смерть убийцам!

Люди кричали, собаки выли, и все стрелой помчались по вереску. Старый и хитрый сыщик, Фрион, бывший когда-то лесничим и привыкший ловить браконьеров, не ошибся.

Так как приказания вожака нельзя было выполнить из-за непредвиденного появления жандармов, «кроты» смогли лишь предупредить убийц, которые теперь спасались бегством, скача во весь опор мимо скал.

За ними гнались, покрытые пеной и пылью, всхрапывающие лошади жандармов. Следом бежали запыхавшиеся пешие, выбравшие кратчайший путь, но страшно уставшие. Раз за разом на вершине какого-нибудь холмика появлялись убийцы, словно смеясь и издеваясь над своими преследователями, после чего погоня возобновлялась с еще большей яростью.

Однако человеческим силам есть предел. Трактирщик и его сыновья в изнеможении остановились. Даже жандармы, возможно, прекратили бы погоню, до сих пор казавшуюся им бесполезной, если бы им не почудилось, что лошади разбойников начали уставать. В эту минуту преступники скакали по дороге, спускавшейся к кресту Гарта, который был ясно виден с того места, где находились жандармы. Жандармы почти настигли обоих незнакомцев и уже подумывали о том, какие почести их ждут в случае поимки столь важных птиц, как вдруг вместе с лошадьми беспорядочно повалились к подножию креста. Перед ними, словно по волшебству, появилась натянутая веревка, которую они заметили слишком поздно. Адский хохот раздался в тот момент, когда жандармы попадали из седел. После этого из-за деревьев, стоявших около перекрестка, где высился крест, вышли вооруженные люди. Они по тропинке спустились к ручью и, подняв вверх шапки, прокричали:

— Жандармы первой лесной бригады! Нам досталась первая победа, скоро последует вторая! Вы видите, что если бы «кроты» захотели вас убить, то наверняка убили бы!

После этих слов они исчезли в лесной чаще.

— Вот первая победа, — пробормотал Фрион, подоспевший к перекрестку почти одновременно с жандармами, потому что он бежал через лес. — Вам первая и, может быть, вторая победа, но окончательная будет за мной!

Это был крик души охотника, от которого ускользнула добыча.

Двор собирался покинуть замок. Большая охота закончилась, и в лесу только-только смолкли последние отголоски охотничьего рога.

Мы уже знаем, что стоял один из тех вечеров, когда ни один лист не шелохнется. Солнце уже не освещает вершины деревьев, но его последние лучи все еще бросают последние яркие отблески.

Нечего было и думать, что в такое время кто-нибудь решился бы явиться в замок. Его красный силуэт окутывали сумерки, и он утопал в желтоватых отблесках осенних листьев. Несмотря на мало-помалу опускавшуюся на окрестности тишину, две девушки, две родственницы — судя по внешнему сходству и нежной дружбе, — стояли у окна Магдаленского замка, прислушиваясь к глухому шуму леса.

К чему они прислушиваются? Кого ждут? Никого… Они пребывают под волшебным обаянием вечера, находясь в том возрасте, когда после малейшего соприкосновения взглядов в их глазах блеснет молния. Они на грани того неизбежного мгновения, когда невинность краснеет в первый раз. Наступает тот роковой и опасный час, когда девушка жаждет любви, когда она видит мужчину сквозь завесу пылкого воображения. Это объясняет странную тягу молодых особ к недостойным любовникам, часто негодяям, иногда — преступникам. Опасность подобного выбора тем сильнее, чем уединеннее живет девушка. Последующее здравое сравнение нисколько не уменьшает притягательности первого взгляда.

Именно так чувствовали себя две хорошенькие девушки, смотревшие из окна Магдаленского замка. Обе они были сиротами и находились под ревнивой опекой дяди. До недавних пор они жили вдали от всего. Совсем не зная света, они смотрели на него сквозь призму молодости и иллюзий, которые могла им внушить библиотека, неосторожно предоставленная в их распоряжение…