Сергей Нечаев - Маркиз де Сад. Великий распутник, скандальный романист или мечтатель-вольнодумец?

Она написала мне однажды и просила единственной милости: поместить ее в монастырь кармелиток. Тотчас, как только я это устрою, она покинет дом отца и придет «лечь живою в гроб, приготовленный для нее моими руками».

Совершенно спокойный, я шутя отнесся к этому ужасному плану молодой девушки и посоветовал ей забыть в узах Гименея сумасбродства любви. Аделаида мне не ответила ничего. Но через три месяца я узнал, что она вышла замуж. Освобожденный от этой связи, я решил последовать ее примеру».

Скорее всего, именно так и жил наш герой, не отказывая себе ни в чем и легко переходя от одних отношений к другим. Впрочем, так в XVIII веке жили почти все молодые офицеры, и никому и в голову не приходило осуждать их за это…

В романе «Алина и Валькур» имеет смысл обратить внимание и на следующие строки:

«Связанный по моей матери со всем тем, что в провинции Лангедок было самого лучшего и блестящего, рожденный в Париже, в роскоши и богатстве, я считал с момента, когда пробудилось мое сознание, что природа и судьба соединились лишь для того, чтобы отдать мне свои лучшие дары; я думал это, так как окружающие имели глупость мне это говорить, и этот более чем странный предрассудок сделал меня высокомерным, деспотом и необузданным в гневе; мне казалось, что все должны мне уступать, что весь мир обязан исполнять мои капризы, что этот мир принадлежит только мне одному».

Весь мир, может быть, и обязан был исполнять его капризы, но никто почему-то не бросался это делать. Более того, когда Парижским трактатом, подписанным 10 февраля 1763 года, была окончена Семилетняя война, маркиз де Сад понял, что в армии он больше никому не нужен. В результате 15 марта он вышел в отставку в чине кавалерийского капитана.

О его отце историк Дональд Томас пишет так:

«Несмотря на впечатление полной надежности, граф де Сад в более стремительный век коммерческих выгод познал все превратности судьбы государственного служащего. Он все больше увязал в долгах, и в качестве средства, способного вырвать семью из финансовых трудностей, видел выгодную женитьбу своего сына».

Очень верно подмечено. Как только 23-летний маркиз вышел в отставку, его семья воспользовалась этим, чтобы его женить. Но проблема тут заключалась не только в финансовых трудностях. На самом деле, родные в гораздо большей степени надеялись, что женитьба заставит Донасьена вести более правильный образ жизни. Что это значит? Да всего лишь то, что у молодого офицера уже было полно любовниц, и проводил он большую часть своего свободного времени в Париже, в городе, про который А. П. Чехов говорил, что ехать туда с женой – это все равно, что ехать в Тулу со своим самоваром.

Среди кандидаток на роль невесты в списке графа де Сада значилось имя Рене-Пелажи Кордье де Лонэ де Монтрей, родившейся 2 декабря 1741 года дочери Клода-Рене Кордье Лонэ де Монтрей, возглавлявшего налоговую палату. Точнее, господин де Монтрей был президентом третьей палаты по распределению пошлин и налогов в Париже, и жил он в самом аристократическом квартале города.

Как и следовало, граф де Сад повстречался с родителями Рене-Пелажи, и они ему понравились.

Господин де Монтрей родился в 1715 году, ему было сорок восемь лет. А женат он был на Мадлен Массон де Плиссэ. Она была на шесть лет младше, но при этом выглядела гораздо более властной и энергичной. Да и не просто выглядела, она таковой была. Дело в том, что она происходила из семьи, которая своими силами сколотила приличное состояние. Короче говоря, господин де Монтрей председательствовал в налоговой палате, но дома не имел никаких прав. Его жена решала все единолично, окончательно и бесповоротно, а муж, ничего не желавший, кроме спокойствия, со всем соглашался.

Естественно, по уровню знатности семейство де Монтрей ни в какое сравнение не шло с «кланом» де Садов, но их финансовое положение отличалось удивительной прочностью.

Со своей стороны родители Рене-Пелажи повстречались с родителями Донасьена и тоже остались довольны, ведь семейство де Садов по своей родословной считалось безупречным. А вот семейство де Монтрей о родственной связи с королевским домом не смело и мечтать.

Кстати говоря, Рене-Пелажи была старшей дочерью, а еще у нее было два брата и сестра. Внешне потенциальная невеста была не так уж и хороша, или, по крайней мере, она не казалась красивой на первый взгляд, но зато причитавшаяся ей доля наследства составляла свыше 200 000 ливров, и 160 000 ливров шло за ней в качестве приданого. Для сравнения: сам маркиз де Сад после смерти отца мог рассчитывать на получение годового дохода «всего» в 40 000 ливров.