— Федька ведь брат твой двоюродный? — говорю я Ржевскому, выслушав его. — Не жалко брата под топор подводить?
— Я матушке-императрице присягал, а не Федьке, — отвечает он.
— Да, — соглашаюсь я, — разве ты сторож брату твоему?..
Тайная экспедиция розыск учинила, Федьку Хитрово арестовали. Начальник Тайной экспедиции Василий Суворов, отец нашего будущего генералиссимуса, протоколы допросов Федьки мне для ознакомления прислал, особливо одну фразу выделив: «Первым мы Алексея Орлова убить намеревались. Григорий Орлов глуп, а брат его Алексей больше всего делает: он всему причиной».
Я поехал в Тайную экспедицию: уж очень хотелось в глаза Федьке посмотреть — мы с ним хорошо знакомы были, кутили вместе не раз и в перевороте заедино головами рисковали.
Вхожу в комнату, его допрашивают; завидев меня, пал он передо мною на колени и стал прощения просить:
— Бес попутал, Алексей Григорьевич! Кровь в голову бросилась, когда узнал, что императрица замуж за Григория собралась. Если уж она решила замуж идти, то вольна взять владетеля или принца крови, а Гришка разве может быть императором, сам посуди? Один из вельмож наших, знаешь, что сказал? «Готов служить Екатерине Романовой, но графине Орловой служить не буду».
— Я на тебя зла не держу, — отвечаю, — обидно лишь, что ты нашу былую дружбу предал. В остальном пусть государыня-императрица твоё дело рассудит.
Позвал я Суворова и говорю ему:
— Я тебе советовать, Василий Иванович, не смею: ты человек опытный, сколько лет уже сыском занимаешься. Однако какой из Федьки заговорщик — болтовня одна с пьяных глаз, от зависти, что Орловы императрицей столь обласканы. На каждый роток не накинешь платок, а «слово и дело» покойный император Пётр Фёдорович, слава Богу, отменил, — хоть какая-то от него польза была.
— Разберёмся, Алексей Григорьевич, — сказал Суворов. — Я доклад матушке-императрице со всем беспристрастием составлю.
Василий Иванович Суворов, глава Тайной экспедиции, отец Александра Васильевича Суворова
Верно, разобрался он в сем деле до тонкостей и отписал императрице, что заговор был несерьёзный, никаких последствий иметь не мог. От затеи свести с трона Екатерину они в самом начале отказались и только на Орловых злобой исходили. Императрица решила дело замять и запечатала следственные бумаги о Федьке в особый конверт с собственноручной надписью: «Не распечатывать без докладу». Федьку Хитрово сослали в его имение, что, впрочем, равносильно смерти для него стало: зачах он там и умер через несколько лет.
Замуж за Григория императрица не пошла, отступила, однако Иоанн Антонович оставался для неё, да и для нас, как бельмо в глазу. Но здесь случай помог. Служил в охране Шлиссельбургской крепости подпоручик Василий Мирович — потомственный бунтовщик, его дед к Мазепе и Карлу шведскому перекинулся; отец с поляками стакнулся и в Сибирь был сослан. Сам Мирович считал себя императрицей обиженным, хоть ничего для неё не совершил, — и вот взбрело ему на ум Иоанна Антоновича освободить и на трон вновь возвести. Подговорил солдат, обещая им в случае удачи такие милости, каких и Орловы не видели; они взбунтовались и пошли Иоанна Антоновича освобождать.
Но ещё от Елизаветы Петровны существовал строжайший приказ: если будет попытка освободить узника, немедленно оного жизни лишить, так что приставленные к Иоанну Антоновичу офицеры, как только бунт в крепости учинился, в камеру арестанта вошли и сей приказ выполнили. Мирович лишь к мёртвому телу подоспел; видя крах своего предприятия, он сдался и по приказу императрицы казнён был.
А Иоанна Антоновича жаль — как перед Богом говорю, жаль! Всю жизнь безвинно страдал и кончину принял мученическую, но опять-таки скажу: такова участь царственных особ — кто корону на голову надел, тот всегда её может вместе с головой лишиться.
Похищение княжны Таракановой
Княжна Тараканова тоже корону российскую на себя примеривала… Что же, если я взялся про жизнь мою рассказывать, так и про это расскажу.
Случилось это вскоре после войны с турками, когда я флот наш возглавил и прежестокое поражение при Чесме туркам нанёс. Пока наша армия остатки их войск добивала, объявился у нас в тылу, в Оренбургских степях, ещё один самозваный Пётр Третий. Был это беглый донской казак Емелька Пугачёв; о нём долго говорить не буду, ныне его история хорошо известна, но что странно — выпускал он манифесты свои не только на русском, но и на немецком языке, и недурно написанные. Позже выяснилось, что сочинял их сын моего заклятого друга Шванвича, Михаил, о котором я уже говорил, но тогда императрице померещилось, что заговор сей был европейскими врагами затеян, чтобы с трона её свести.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу