Джеймс Лонго - Гитлер и Габсбурги. Месть фюрера правящему дому Австрии [litres с оптимизированной обложкой]

Для епископа этот человек был из когорты незаменимых, гарантом мира и единства Европы. А теперь он опасался за эрцгерцога, его семью и всю Европу. Ланьи шагал по комнате, вглядывался через окно в темноту. Его все время трясло. Наконец, чтобы хоть как-то успокоиться, он присел за маленький письменный стол и подробно записал, что ему приснилось:

Я подхожу к своему столу, хочу просмотреть почту. Сверху лежит конверт с черной траурной каймой, запечатанный черной печатью с гербом эрцгерцога. Я сразу же узнаю почерк. Вскрываю конверт и в верхней части листа вижу перед собой как бы небесно-голубую открытку: какая-то улица, узкая аллея, Их Высочества едут в автомобиле, лицом к ним сидит генерал, рядом с шофером – офицер. По обеим сторонам улицы радостная толпа, из нее выступают вперед два молодых человека и стреляют в Их Высочеств…

Письмо из конверта с траурной каймой гласило:

Уважаемый доктор Ланьи!

Настоящим уведомляю Вас, что сегодня я вместе с женой паду жертвой политического убийства. Вверяясь Вашим благочестивым молитвам и принося себя в жертву, мы просим Вас в будущем, как и теперь, проявлять любовь и безграничную преданность нашим бедным детям.

С сердечным приветом, Ваш Эрцгерцог Франц,

Сараево, 28 июня 1914 года. 3 ч. 30 мин. утра [332] Ibid. .

Ланьи никогда ничего подобного не снилось – ни в детстве, ни в семинарские годы, ни тем более во взрослом возрасте. Через два часа слуга, вошедший разбудить епископа, увидел его на коленях за молитвой, перебиравшим четки. Ланьи попросил мать и других своих гостей присоединиться к нему в капелле, где отслужил мессу за эрцгерцога Франца-Фердинанда и герцогиню. Закончив ее, он рассказал всем о том, что ему приснилось, зарисовал место убийства, автомобиль, который въезжает на узкую улицу, места, где стоят убийцы, и прочие подробности. Но даже после этого Ланьи не мог отделаться от своего кошмарного сновидения. Он вернулся к себе и засел за письмо к брату Эдуарду, священнику-иезуиту, подробно описал сновидение и приложил его набросок [333] Ibid. Это один из наиболее задокументированных примеров так называемого экстрасенсорного восприятия. Тот факт, что Ланьи был епископом и о своем сне рассказал как устно, так и письменно еще до того, как все произошло в действительности, сделало этот сон таким знаменитым. .

Через девять часов после того, как епископ Ланьи проснулся от собственного крика, почти в пятиста километрах южнее дворца шестеро террористов дожидались появления открытого автомобиля с Францем-Фердинандом и его женой. Четверо серьезно и молча смотрели, как он проезжает. Пятый бросил бомбу, но эрцгерцог успел отклонить ее рукой. Взрыв позади машины ранил двадцать человек. Поднялась страшная паника, но наследник с женой сохраняли полнейшее самообладание. Франц-Фердинанд осмотрел раненых, сказал: «Я так и думал» [334] Smith, D. J. One Morning in Sarajevo: June 28, 1914, Weidenfeld & Nicolson, London, 2008. – и даже пошутил, что пойманный бомбометатель, наверное, получит медаль в Вене и место в правительстве [335] Brook Shepherd. AofS, 248–249. . Никто не рассмеялся в ответ.

Поездку в Сараево плохие предзнаменования омрачили еще до того, как эрцгерцог с герцогиней выехали из Конопиште. Не успел поезд Вильгельма II отойти от станции, чтобы доставить императора обратно в Берлин, прямо над ними взвилась стая черных воронов, что было совершенно необычно для этого времени года. Пораженный Франц-Фердинанд негромко сказал: «Вороны – плохая примета для нашего дома!» Незадолго до своей трагической гибели кронпринц Рудольф видел их по дороге в Майерлинг [336] Kürenberg , 280. .

Только они попрощались с детьми в Хлумеце, как загорелась ось вагона, который должен был везти их в Вену. Эрцгерцог отметил, как обычно, саркастически: «Хорошенькое начало… Сначала загорается вагон, потом чуть не прихлопывают в Сараево… Для полного счастья не хватает только взрыва котлов на корабле!» Мало того, в ночном поезде на Триест пропало электричество и ехать пришлось при свечах. По сумрачному вагону плясали призрачные тени, и эрцгерцог сыпал колкостями: «Какое странное освещение… Я чувствую себя как в склепе. Сначала полыхает мой собственный вагон, а теперь и запасной меня не жалует» [337] Remak , 139. Франц-Фердинанд был знаменит (некоторые сказали бы, что печально знаменит) своим черным юмором. .

После неудачного покушения бомбометателя арестовали, раненых отправили в больницу, и автомобильный кортеж Франца-Фердинанда двинулся к красно-желто-оранжевой городской ратуше, кирпичному зданию в мавританском стиле. Жена эрцгерцога взяла его под руку, и они медленно поднялись по лестнице к ожидавшему наверху приветственному комитету. Герцогиня была бледна как полотно, лицо же эрцгерцога краснотой соперничало с лампасами его брюк. Было ясно, что власти Сараево находятся в блаженном неведении и о бомбе, и о раненых, и о попытке убийства [338] Ibid. .