Мэтт Хранек - Часы. Истории культовых марок и их знаменитых владельцев

Мне потребовалось несколько лет, чтобы найти свои первые часы Doxa. В конце концов, они сами меня нашли. В Калифорнии жил мужчина, которому в наследство достались Doxa Sub 300 black lung. Его отец был одним из подводных операторов на съемках фильма «Шаровая молния» про Джеймса Бонда. Он купил часы в 1968 году в магазине для дайверов во Флориде. Затем подарил их сыну, но тот, немного поносив, убрал Doxa в ящик стола и забыл на 30 лет. Собираясь переезжать в Аризону, он начал упаковывать вещи и наткнулся на эти часы. Ему захотелось узнать о них побольше, он начал искать информацию. В сети наткнулся на мое имя, так как меня часто цитируют, когда речь заходит о компании Doxa, поэтому связался со мной. Увидев несколько размытых фотографий, я пришел в восторг и попросил отправить эти часы мне в Нью-Йорк, что и было сделано. Их подлинность подтвердилась, и в телефонном разговоре я спросил его, сколько они стоят. И ждал, когда он задаст мне этот вопрос: «Вы хотите их купить?»

В то время я только начинал свое дело и, хотя эти часы не стоили баснословных денег, все же оставить их себе было настоящей роскошью. Винтажные экземпляры – это невероятный шик. Причем здесь важно не только то, что ты обладаешь чем-то, чего ни у кого нет, но и то, что они хранят историю. Часы словно большая книга с множеством глав. Когда они попадают к вам, вы вписываете в эту книгу свои собственные истории. Doxa не такая уж и редкость, но все же придется приложить усилия, чтобы найти их. Я никогда не покупал часы, чтобы взяться за новую книгу или начать что-то с чистого листа. Мне больше нравится вписывать свою главу в уже существующий роман. Возможно, этот рассказ останется в истории навсегда.

Я без ума от часов Doxa и ношу их постоянно. Мне кажется, что я стал известным благодаря Doxa. Но вовсе не хочу, чтобы все существующие экземпляры Doxa стали моими, я просто их очень люблю и хочу, что они были сохранены.

Мой интерес к часам проснулся, когда мне было 10 лет. Я шел с отцом по Пятой авеню с выставки монет. Мы остановились у бутика Wempe, в те времена он располагался на другой стороне улицы. Я вглядывался в витрины, любуясь красивыми часами. Они были великолепны! В моей голове не укладывалось, что часы могут стоить так дорого: $ 50 000, $ 100 000. Продавец-консультант, заметив наш интерес и блеск моих глаз, пригласила нас зайти в этот чудесный магазин. Она сказала: «Что бы вам хотелось рассмотреть поближе, молодой человек?» Я указал на карманные часы IWC Portofino Moon Phase за $ 23 000, она открыла прозрачный ящик. В свете галогеновых ламп я увидел их во всей красе – рубины, позолоченные перемычки, двигающийся баланс. Это была любовь с первого взгляда, и с этого момента я знал, что хочу узнать о часах больше. Взяв газету Wall Street Journal, я начал звонить по телефонам в рекламных объявлениях, выписывая каталоги часов Patek Philippe, Audemars Piguet, Breguet.

Отец поддержал меня в новом увлечении. Мы вместе ходили на аукционы, блошиные рынки и в розничные магазины. Начала собираться собственная коллекция: я занимался поиском информации, а он совершал покупки. Нам больше были неинтересны монеты, мы полностью погрузились в мир часов.

Мой отец родом из Египта, из очень консервативной христианской семьи. Я появился на свет, когда он был уже в солидном возрасте. Ему было 42 года, поэтому нас с ним разделяла не только культурная пропасть, но и поколенческая. Мы спорили абсолютно по всем вопросам. Но когда дело касалось часов, у нас было полное взаимопонимание, тут мы общались душа в душу. С часами связаны все мои счастливые детские воспоминания об отце.

Когда он скончался в 2002 году, я открыл сейф, где хранились все наши часы, и меня накрыла волна эмоций. Это был он, это был я, это были наши лучшие воспоминания.

У меня сложилась успешная карьера инженера-электрика в Lockheed Martin, я разрабатывал системы противоракетной обороны и был настоящим ракетостроителем, хотите – верьте, хотите – нет. Но, когда я увидел после смерти отца всю нашу коллекцию часов, мое увлечение вспыхнуло с новой силой. В свободное время я начал писать о них и фотографировать их. Я снова погрузился в мир часов и начал модерировать несколько форумов на TimeZone.

Эти часы стали моими спустя год после смерти отца. Я обладаю одной из самых редких моделей Rolex. Они самые точные из когда-либо продаваемых в общем доступе среди всех брендов. Кроме того, они собраны вручную, финишная обработка также выполнена руками одного из лучших часовых мастеров Rolex. Один экземпляр из партии в 144 штуки проходит самые строгие хронометрические испытания в мире в королевской обсерватории Гринвича в Англии. Глядя на принадлежащие мне редкие часы (таких в мире всего 5 экземпляров), я понял, что в них применен так называемый баланс Гийома – очень сложный компонент. В то время мир еще не знал, что Rolex использует этот компонент, а когда я узнал об этом, то занял свою нишу в мире коллекционеров.