Дмитрий Узланер - Жак Лакан - введение

Впоследствии, когда я буду говорить о желании, то буду снова возвращаться к образу пазла, которому не хватает важной детали, без которой он не является целостным. Не хватает некоей детали, которая все время отсутствует.

На рисунке 38 видна эта отсутствующая деталь. Она вот тут, где-то рядом. Казалось бы, ее можно взять и поместить обратно в полотно. Тем самым нехватка, дыра в полотне будет заполнена. Однако парадокс человеческого желания в том, что какую бы мы деталь ни брали, какую бы деталь ни пытались засунуть в эту нехватку, в эту дыру, будет постоянно выяснятся, что эта деталь не та. Субъект как будто бы все время перебирает разные фрагменты, разные детали этого пазла, пытаясь все время найти ту саму деталь, которая подойдет и заполнит дыру. Парадокс в том, что ни одна из деталей, которые будут находиться, никогда не сможет эту дыру заполнить, всегда будет оставаться какой-то зазор, всегда будет оставаться какое-то указание на то, что это не то, что та самая необходимая, нужная деталь отсутствует, что ее нет. Я как бы собираю пазл, я вроде бы почти все собрал, но остается одна последняя деталь, нужная для заполнения дыры, но какую бы деталь я ни взял из имеющихся, ни одна не способна справиться с этой задачей. И тогда я начинаю мучительно думать: а где же эта деталь? где же она? если она где-то, то у кого она? кто ее взял? где она вообще?

Это и есть механизм, обеспечивающий функционирование тайны желания. Это невозможность ответить на вопрос „ Che vuoi?“. Другому что-то нужно, есть какая-то дыра в нем, но что это такое, я не могу понять, я перебираю детали, но ни одна из них не подходит. Субъект, находящийся в такой ситуации, это субъект, который вышел в пространство желания.

Таким образом, тайна желания, загадка фаллоса есть то, что разделяет мать и ребенка, не позволяет им слиться, создает какое-то загадочное пространство между ними. Пространство, которое, с одной стороны, загадывает загадку, которую невозможно разгадать, а с другой – устанавливает дистанцию между матерью и ребенком. Дистанцию, которая позволяет этому ребенку дышать, позволяет ему развиваться, становиться полноценным субъектом.

Проблематика фаллоса выводит меня на лакановские размышления об Эдиповом комплексе. Эдипов комплекс, с точки зрения классического психоанализа, это история про треугольник мать – отец – ребенок. Лакан эту идею немного переосмысливает: он помещает ее в логику своих рассуждений о символическом. Эдипов комплекс – это вхождение ребенка в символический регистр. И как я говорил, это вхождение начинается уже в некотором смысле в момент рождения (или даже до рождения). В тот момент, когда появляется Другой, который с помощью системы означающих размечает, в чем именно заключается нужда ребенка в тот или иной момент и как именно она может или не может быть удовлетворена.

Соответственно, это может быть названо преддверием Эдипова комплекса, который продолжается на протяжении всего процесса становления ребенка. Собственно, мы видели это, когда обсуждали стадию зеркала: уже на стадии зеркала – по крайней мере в интерпретации позднего Лакана – воображаемый регистр, изначально связанный со зрительными образами и отождествлением с ними, оказывается пронизанным символическим регистром, то есть погруженным в цепи означающих.

Эдипов комплекс – это продолжение развития данного процесса, его кульминация. Данный процесс приводит к тому, что субъект получает окончательную, полноценную прописку в Большом Другом и в символической системе. Символическая система, с точки зрения Лакана, ассоциируется с фигурой отца. При этом он не говорит о необходимости физического присутствия отца. Речь не идет о том, что обязательно нужен отец. Он скорее говорит об отцовской функции, то есть о том, что вот эта функция, связанная с отцом, должна быть реализована. Она может быть реализована при помощи реального отца или же она может быть реализована и при его отсутствии – например какой-то другой фигурой, которая эту функцию выполнит. Может сработать даже речь самой матери об отце – которого может не быть рядом, например в случае, если он погиб.

То есть отец – это скорее какая-то символическая инстанция, которая изначально мыслится как та инстанция, которая является хранителем тайны фаллоса, хранителем тайны желания матери. Ребенок замечает, что желание матери направлено на отца, а это значит, что у отца есть что-то такое, чего, соответственно, нет у матери, и внимание ребенка переключается на это загадочное нечто.