Александр Дюма - Жорж

И оба изувеченных доблестных фрегата собираются с духом, разворачивают паруса и отплывают; «Виктору» же приказано захватить «Нереиду». Ну а «Цейлон» поврежден до такой степени, что не может сдвинуться с места, пока матросы не законопатят его многочисленные раны.

И тогда с берега раздаются громкие торжествующие крики: все население острова, до тех пор хранившее молчание, вновь обретает дыхание и голос, чтобы поддержать «Минерву» и «Беллону», преследующих английский фрегат. Но «Ифигения», менее пострадавшая, чем ее неприятели, заметно опережает их. Миновав остров Цапель, она подходит к форту Прохода, вот-вот выйдет в открытое море и будет спасена. Ядра, которыми ее преследуют «Минерва» и «Беллона», уже не достигают ее и тонут за кормой, как вдруг около прохода появляются три корабля с трехцветными флагами: это капитан Гамелен прибыл из Порт-Луи в сопровождении «Предприимчивого», «Ла-Манша» и «Астреи». «Ифигения» и форт острова Прохода оказываются между двух огней; они должны сдаться на милость победителя, и ни одному англичанину не ускользнуть.

В это время «Виктор» вторично приближается к «Нереиде». Боясь какой-либо неожиданности, он подходит к ней осторожно. Но молчание, царящее на корабле, — это, несомненно, признак смерти. Палуба покрыта трупами; лейтенант, первым взошедший на судно, вступает по щиколотку в кровавое месиво.

Один из раненых приподнимается и рассказывает, что шесть раз отдавался приказ спустить флаг, но французские залпы шесть раз сбивали матросов, пытавшихся выполнить его. Тогда капитан ушел в свою каюту, и больше его никто не видел.

Лейтенант Руссен направляется в каюту и находит капитана Уилоуби за столом, на котором стоят кувшин с грогом и три стакана. У капитана оторваны нога и рука. Перед ним лежит его первый помощник Томсон: он убит картечью, прошившей ему грудь; рядом с ним — раненный в бок картечью его племянник Уильям Муррей.

Своей единственной рукой капитан пытается отдать лейтенанту Руссену шпагу; тот в свою очередь протягивает руку умирающему англичанину и, приветствуя его, говорит:

— Капитан, когда шпагой дерутся столь доблестно, как вы, она принадлежит только Богу!

Он приказывает сделать все возможное, чтобы оказать капитану Уилоуби помощь. Но тщетны усилия: мужественный защитник «Нереиды» скончался на следующий день.

Племянник оказывается счастливее дяди. Рана сэра Уильяма Муррея, хотя и глубокая и опасная, не смертельна. Вот почему он еще появится в нашем повествовании.

Само собой разумеется, что англичане, потеряв четыре корабля, все же не отказались от намерения завоевать Иль-де-Франс. Напротив, теперь им предстояло одержать победу и отомстить за поражение. Не прошло и трех месяцев после событий, о которых мы только что рассказали читателю, как в Порт-Луи, то есть в точке, прямо противоположной той, где происходило описанное сражение, разгорелась новая битва, не менее ожесточенная, чем первая, но приведшая к совсем иным результатам.

На этот раз речь пойдет не о четырех кораблях и не о тысяче восьмистах матросах. Двенадцать фрегатов, восемь корветов и пятьдесят транспортных судов высадили на остров двадцать или двадцать пять тысяч солдат, и эта армия двинулась на Порт-Луи, называвшийся тогда Порт-Наполеон. Трудно изобразить зрелище, какое являла собой столица острова в то время, когда ее атаковали столь мощные военные силы. Со всех концов его стекались толпы народа, на улицах царило необычайное волнение. Поскольку никто не был осведомлен о действительной опасности, каждый создавал ее в своем воображении и больше всего верил самым преувеличенным, самым неслыханным выдумкам. Время от времени вдруг появлялся один из адъютантов главнокомандующего: он отдавал очередной приказ и обращался к толпе, стараясь пробудить в ней ненависть к англичанам и вызвать патриотизм. Когда он говорил, со всех сторон взлетали шляпы, надетые на конец штыка, раздавались крики «Да здравствует император!»; люди клялись друг другу победить или умереть; взрыв воодушевления охватил толпу, которая перешла от безучастного ропота к ожесточенным действиям и бурлила теперь, требуя приказа выступить навстречу врагу.

Больше всего народа собралось на площади Армии, то есть в центре города. Можно было видеть то направлявшийся туда зарядный ящик с несущейся галопом парой маленьких лошадок из Тимора или Пегу, то пушку, которую катили артиллеристы-добровольцы, юноши пятнадцати — восемнадцати лет, чьи лица были опалены порохом и потому казались бородатыми. Сюда стягивались национальные гвардейцы в военной форме, добровольцы в причудливой одежде, приделавшие штыки к охотничьим ружьям, негры, облачившиеся в остатки военных мундиров и вооруженные карабинами, саблями и копьями, — все это смешивалось, сталкивалось, валило друг друга с ног, создавало невообразимый шум, поднимавшийся над городом подобно гулу огромного роя пчел над гигантским ульем.