Александр Тамоников - Отряд бессмертных [сделано из исходника, правда, без необходимых по тексту междустрочных интервалов (интонационных разрывов между абзацами)]

— Что, Анвар, знатно повеселился?

— Да, все якши, ага.

— Якши, говоришь? А ведь эта баба тебе чуть горло не перегрызла. — Надир прошелся по клети, изогнутым носком сапога пнул разрубленное тельце девочки, встал над обезображенным трупом Алены. — А баба была хороша. За нее дали бы много. Ты зря убил ее, и обязательно заплатишь мне за это.

— Надир-ага, на меня что-то нашло. Я заплачу, сколько скажешь.

— Конечно, заплатишь. Но ладно, что сделано, то сделано. Семью всю извели?

— Да, — не моргнув глазом солгал помощник, решивший не говорить о втором ребенке. — Тут они все. Муж в избе, жена и дочь здесь.

— Ну, коли всех, то жги избу с клетью и выходи на улицу. Забираем ясырь, скарб, скотину и отходим!

С улицы уже тянуло сильным запахом дыма. Татары жгли деревню.

— Да, Надир-ага. Никогда не забуду твою милость.

— Делай то, что я сказал!

Налетчики вывели пленников на восточную окраину деревни, сбили в кучу. Сюда же пригнали несколько коров, овец, коз. Птицу резали на месте. Татары набили всяким скарбом две телеги, туда же забросили мешки с мукой, готовые караваи, битых кур.

Молодой татарин привел еще одну лошадь, старую клячу. На переходе пленных надо кормить. Вот и пойдет им мясо этой кобылы.

Чуть поодаль на самодельных носилках лежал труп Газиза, завернутый в саван. Главарь банды повелел трем мужикам копать яму. Могилу для убитого они вырыли быстро, земля здесь была мягкая. Один из татарских воинов прочитал молитву, и тело Газиза было предано земле. В могильном холме торчал шест с белой тряпицей на конце.

Надир посмотрел на небо, подозвал Анвара и заявил:

— Вижу трех дохлых стариков и старуху. Они далеко не уйдут.

— Я понял тебя, ага. Но и младенцы будут мешать. Надо резать.

— Со стариками разберешься, как только начнут отставать. Их в самый конец поставь. А с младенцами пока спешить не будем. Надо дойти хотя бы до большой елани с одиноким старым дубом. Оттуда до стана мурзы Захира не более десяти верст. Там и порешим младенцев, которые доставят больше хлопот. Сейчас резать их — значит, получить безумство матерей, злобу мужиков. Это может привести к бунту. Переход же лишит их сил, ослабит дух, сделает послушными. По пути никого не жалеть! Пускать в ход нагайки! Ты меня понял?

Помощник кивнул.

— Понял. Стариками сам займусь, как войдем в лес.

— Порежь их, как отойдем версты на три, если до того времени они сами не повалятся.

— Да, Надир-ага.

— Выполняй!

Налетчики поставили невольников в ряд, связали за спинами руки ремнями, сквозь них продели шесты, на шеи набросили веревки, концы которых взяли всадники. Женщины с младенцами шли отдельно. Как и наказывал главарь, стариков поставили в конце.

Надир поднял руку и махнул в сторону леса. За его спиной полыхала деревня. В безветрии в небо поднимался черный дым, который наверняка был виден из Бабаева. Но это не беспокоило Надира. Мурза Захир имел в городе своих людей. Он сказал десятнику, что дружина не сможет прийти на помощь жителям деревни, оставить беззащитным сам город.

В лесу старики начали отставать и задерживать все шествие.

Надир обернулся к Анвару и приказал:

— Избавься от них!

— Слушаюсь, господин.

Помощник остановил коня и махнул рукой воинам, которые вели телеги. Те остановились. Анвар приказал им освободить стариков. С них сняли веревки, ремни. Анвар подождал, покуда невольники удалились к ближней елани и тропа им была не видна, потом соскочил с коня, достал из сапога нож.

Он действовал быстро. Взмах руки, блеск лезвия в воздухе. Старики один за другим повалились на землю с перерезанными горлами, обильно орошая траву алой кровью.

Когда с ними было покончено, помощник подозвал к себе возницу и приказал ему:

— Этих сволоки в лес и догоняй нас! — Он поспешил вперед, обогнал пленников, подъехал к Надиру и сказал: — Я все сделал, ага.

— Якши. На тропе трупы оставил?

— Нет, приказал затащить их в кусты.

— Мог и не делать этого. Но ладно, уйди в замыкание, за телеги и скот, держи при себе людей, с которыми брал деревню.

— Слушаюсь! Дозволь спросить, Надир-ага?

— Спрашивай.

— Когда сделаем первый привал?

— А ты что, уже устал?

— Я и воины нет, но полоняне…

— С каких это пор ты стал заботиться о них? Или появилась жалость к бабе и младенцу, которых ты растерзал в деревне?

— Нет, ага, они для меня не люди. Это товар, скот, такой же, как в родном улусе.

— Тогда не городи глупости. Привал будет, когда я скажу.