Они возникали из вечерней тьмы и исчезали в утреннем тумане, оставляя за собой дымящиеся руины. Разобщенные князьки раздробленных королевств, неспособные противостоять новой угрозе, предпочитали откупаться либо трусливо бежали при виде возникающих на горизонте полосатых парусов.
Почти сто лет грабеж и военные походы, продажа мечей тому, кто больше заплатит, и дань с запуганных королей кормили и обогащали воинственных конунгов Вестланда.
Но эти времена уходят в прошлое.
Агнар далеко не последний человек на севере. Три боевых ладьи, почти сотня воинов. Немалая сила для скалистых фьордов. Есть с чем отправиться в дальний поход. Но в последнее время и такого количества все чаще не хватает.
— Смотри, какое дерево. Что за удивительная форма. — Торгейр остановился у причудливо изогнутого ствола, вершиной едва достававшего ему до подбородка. — Безумный, помнишь, ты рассказывал, что боги сделали первых людей из дерева.
— Да, они вырезали из мужчину Аска и женщину Эмблу, а потом вдохнули в них жизнь, — машинально ответил скальд.
— Из этого дерева явно бы вышла превосходная Эмбла. Смотри, какая у нее…
Бьёрн густо покраснел.
— Ты слишком долго был в море, Торгейр. Мы не хотим ничего этого слышать, — безжалостно обрезал начинающийся монолог конунг.
Вновь установилось тягостное молчание, прерываемое лишь демонстративным сопением Торгейра.
С каждым годом добывать добро за морем становится все труднее. Старики с затаенной тоской рассказывают, что еще каких-то полсотни лет назад набеги не встречали никакого сопротивления. Воины местных правителей уступали закаленным в постоянной борьбе с суровой природой северянам, как статью, так и воинским мастерством, а их суда больше походили на корыта и не могли тягаться со стремительными драккарами викингов. Богатые монастыри были беззащитны перед яростью норманнов. Города падали к ногам завоевателей подобно перезрелым плодам. Целые народы признавали власть северных вождей, приди им в голову такая блажь. И людям казалось, нет в мире силы, способной остановить нескончаемый поток железа и ясеня, изливающийся с далеких обледенелых берегов.
Однако мир изменялся. Мир постоянно меняется.
То здесь, то там рождались предприимчивые вожди, способные оказать сопротивление. Столетиями разобщенные племена объединялись перед лицом северной угрозы. Когда-то столь гостеприимные берега стали патрулировать уменьшенные копии северных кораблей. В устьях рек возникли ощетинившиеся зубцами укрепления.
Но военные трудности за морем были половиной проблемы, притом половиной меньшей. Отстроенные на франкских, нортумблендских и эссекских верфях корабли тонули и пропадали. Их капитанам не хватало опыта и сноровки, тягаться с мореходами, будто рожденными самой океанской пучиной. Прочные крепостные стены не могли устоять перед свирепым натиском жадных до добычи и крови северных находников. Там, где не помогала сила, в ход шла хитрость. Весь север славил Хасштейна, что проник в неприступный, окруженный высокими стенами ромейский город, притворившись мертвым и попросив отпеть его по христианскому обряду. В общем, корабли горели, воины гибли, стены рушились.
Вот только все чаще за этими стенами оказывалось нечего брать.
Сотня лет грабежей не прошла для разоряемых земель даром. Народ здесь обеднел и привык при малейшем признаке опасности ударяться в бега. Все действительно ценное либо давно вывезено на север, где уже успело не на раз сменить хозяина, либо спрятано подальше от легко доступных для ладей викингов морских берегов и русел рек. Добираться до богатых селений становится все тяжелее, да и слишком часто на проверку они оказываются не столь уж богатыми. В последние годы многие вожди вообще предпочитают заключать с бывшими жертвами торговые соглашения. На смену воинам Одина приходят купцы и ремесленники. Торгует с южанами и Агнар, летние походы уже скорее дань обычаю предков, чем средство разбогатеть.
Вот и этот поход к франкам ни у кого не повернулся бы язык назвать удачным.
Хьяль криво усмехнулся. Взяли мало, уходили быстро. Многим хирдманам до сих пор снятся плюющиеся стрелами башни прибрежных крепостей и горящие ладьи. А тут еще по возвращении дурные вести…
Север кажется единым целым лишь в пространных описаниях христианских летописцев. На деле же земли эти больше напоминают большое одеяло, сшитое из материи самых разных цветов, ибо каждое племя живет обособленно от остальных.
Читать дальше