Алексей Грай - Золото друидов

Возможно, виной тому южная кровь. Отец Торгейра привез его мать из Серкаланда, что лежит еще дальше на юг, чем земли франков. Хьяль бывал там однажды. В тех краях жарко и душно. Солнце невыносимо палит, и на десятки лиг тянется раскаленный песок без единого деревца. Мужчины Серкаланда до черноты смуглы и очень вспыльчивы, что неудивительно для земли, где вера запрещает пить вино и есть свинину, а девушки носят плотные, скрывающие фигуры одежды и прячут лица от посторонних взглядов. В общем, грустное место. К тому же там, по мнению многих северян, слишком быстрые и большие корабли, чем следовало бы иметь стране столь богатой на яркие ткани и серебро.

От матери Торгейру достались смуглая кожа, выступающие скулы, жесткие черные волосы и карие глаза. На севере мужчину с такой внешностью вряд ли назовут красивым. Торгейр постоянно колеблется в отношении к этому наследству. То гордится непохожестью на в большинстве светловолосых и белокожих северян. То стесняется своего отличия от остальных, которое к тому же являлось причиной постоянных столкновений со сверстниками в детстве.

Даже сейчас Забияка иногда сцепляется с хирдманами других вождей, вздумавшими называть его вороной. Правда, таких немного. К тридцати годам Торгейр успел заслужить определенную известность. В том числе репутацию несусветного скандалиста, прилипчивого репья и, по выражению Агнара, самого болезненного чирья на его, конунга, любимой заднице. Забияка не обижается. Торгейр считает, что именно таким должен быть настоящий викинг. Одна из главных причин недовольства конунга, что частенько столкновения с чужими бойцами провоцирует сам горячий и не в меру драчливый сын серкландки.

Любит Торгейр подразнить и собратьев по оружию. Обижаться на Забияку среди хирдманов не принято. Как однажды философски заметил Хьяль, толку от этого никакого. Все равно, что злиться на приход зимних холодов или на собравшуюся замуж женщину.

Простодушный, легко краснеющий Коль, совсем недавно занявший место у руля вместо погибшего в прошлом походе кормчего, едва ли не любимая мишень Торгейра. Забияка, которому сегодня тоже, видать, не спится, достает его довольно давно. Одно время Хьяль подумывал было вмешаться, но рассудив, что тогда Забияка переключится на него, решил, что спать оно как-то приятнее да и для здоровья полезнее.

— Торгейр, умолкни. — К спорящим подошел конунг. Забияка, ворча под нос, отошел в сторону. Агнар был одним из немногих людей способных унять Торгейра. Хотя бы ненадолго.

Хьяль приоткрыл один глаз. Что-то намечается.

Конунг, всматриваясь вдаль, застыл около сиденья кормчего. Высокий даже по меркам северян Агнар сын Олава Морского Змея хорошо сложен и строен как ясень. Богато вышитая рубашка туго обтягивает широкие плечи. Короткие рукава открывают рельефные мышцы скрещенных на груди рук. На покрытых сеточкой шрамов запястьях сверкают массивные золотые браслеты. Тяжелые светлые волосы цвета спелой пшеницы густой волной спадают до самых лопаток. На лбу они перетянуты широкой повязкой, из-под которой на мир смотрят синие как серкландские сапфиры глаза.

— Мы близко, Коль? — Голос у конунга звучный и сильный с легкой хрипотцой.

— Из-за проклятого тумана нельзя быть ни в чем уверенным. Вообще-то, мы уже должны быть на месте, но Забияка прав — здесь слишком тихо. Звуки по воде разносится далеко, а тут тишина. Я было засомневался: правильно ли мы идем. Так тут заблудиться попросту невозможно. Вот и раздвоенная гора показалась. — Коль указал на возникший из пелены тумана черный массив скалы с будто разрубленной гигантской секирой вершиной. — За ней вход во фьорд. Но почему же все-таки…

— Так тихо, — закончил за него Агнар.

Конунг нахмурился.

— Проведешь ладью во фьорд в тумане? — Кормчий молча кивнул. — Хорошо. Торгейр, раз тебе все равно нечем заняться — буди людей. Пусть готовятся к бою. Десятников гони ко мне.

Хьяль понял, что и этому жалкому подобию сна пришел конец. Он открыл глаза за мгновенье до того, как донельзя довольный поручением Торгейр начал пинать его по ребрам.

Хмуро насупившись, Забияка направился дальше между скамей, распихивая сладко посапывающих хирдманов. Послышались судорожные зевки, перемежаемые изощренным матом. Торгейр на глазах расцветал.

— Вставай, любитель меда, зима кончилась! Пора вылезать из берлоги! Медвежонку хватит бай-бай! — Торгейр наконец-то добрался до действительно чем-то похожего на медведя Бьёрна и изгалялся над всегда тяжело просыпающимся гигантом вовсю.