Пьер Понсон дю Террайль: Маргарита Валуа: Прелестная ювелирша. Любовница короля Наваррского

— А вот и мой ответ на глиссаду! Ответ недурен, не правда ли?

Итальянец глухо простонал и тяжело рухнул на землю.

Ноэ бросился к нему.

— Не беспокойся, милый мой, — сказал принц, в то время как Ноэ положил сраженному свою руку на сердце, чтобы уловить, бьется ли оно. — Он жив, потому что удар этого рода не убивает, а только оглушает. Он просто в обмороке и через какой-нибудь час придет в себя.

— Анри, — сказал Ноэ, — вы слышали его имя? Ведь это Рене Флорентинец, парфюмер королевы-матери, злодей, смерть которого была бы только угодна Богу!

— Если это так, то я жалею, что не убил его!

— Ну, время еще не потеряно…

— Что такое? — спросил принц.

— Достаточно ткнуть его шпагой… Это могу сделать я, если вы брезгуете…

— Ноэ, Ноэ! Прикончить лежачего?!

— Змею всегда надо приканчивать, раз ее встретишь.

— Возможно! Но змея, на которую наступаешь ногой, может ужалить в пятку, а человек в обмороке даже и этого не может!

— Анри, Анри, — сказал юный Амори де Ноэ, — у меня есть предчувствие, что этот человек сыграет страшную роль в вашей жизни, если вы не убьете его! Поверьте, когда-нибудь вы пожалеете, что не ткнули его шпагой в сердце!

— Ты с ума сошел, Ноэ!

— Her, ваше высочество, нет! Словно завеса отдернулась предо мною, и я как бы читаю в будущем!

— В этом-то и заключается твоя ошибка! Гораздо лучше читать в прошлом, чем в будущем!

— Но почему?

— А потому, что в прошлом ты прочел бы, что меня зовут Генрихом Бурбонским, что я прямой потомок Людовика Святого и что я не из тех людей, которые добьют сами или позволят добить в своем присутствии беззащитного человека!

— Вы правы, — ответил Ноэ, поникнув головой. — Как досадно, что вы не уступили мне первой очереди драться с этим проклятым итальянцем!.. Уж я-то убил бы его!

— Однако гроза проходит, — заметил Генрих. — Едем, голубчик Ноэ! Голод страшно терзает меня!

Они вывели лошадей и помчались, оставив при дороге бесчувственного Рене.

— Мне очень хотелось бы знать, — задумчиво сказал Генрих, — кто была та женщина, которую преследовал этот негодяй. Она так ловко выбила его пистолетным выстрелом из седла! Но красива ли она? Молода ли? Вот что интригует меня!

— Анри, — смеясь, ответил Ноэ, — я хотел бы иметь под рукой гонца, которого можно было бы отправить в Наварру, чтобы передать прекрасной Коризандре, что принц Генрих…

— Да тише ты, несчастный! — остановил его Генрих, и они молча помчались дальше.

Под вечер следующего дня юный наваррский принц и его спутник отдыхали в жалкой бедной гостинице «Свидание волхвов», расположенной между Блуа и Божанси. Хозяин гостиницы потрошил у дверей довольно тощего гуся, хозяйка расставляла стол, служанка разводила огонь, а работник чистил скребницей лошадей наших героев, которые сами уселись верхом на большом бревне перед домом, беззастенчиво повернувшись спиной друг к другу. Амори читал какую-то книгу, Генрих Наваррский мечтал о чем-то.

— Черт возьми! — сказал он наконец, поворачиваясь к своему товарищу. — Какая у тебя жажда чтения, милый мой! А что именно ты читаешь, Амори?

— Последнюю книгу аббата Брантома «Жизнь дам, славных любовными делами» [1] Пьер де Бурдейль, аббат и синьор де Брантом, был известным французским писателем XVI века (1527–1614), прославившимся, кроме указанного произведения, еще «Жизнеописанием великих военачальников». В этих произведениях автор дает очень верную и точную картину нравов своего времени, но наивное бесстыдство выражений, щекотливость затрагиваемых тем и непристойная трактовка последних делает их абсолютно нецензурными и неудобочитаемыми для нашего времени. . Надо же как-нибудь убить время, тем более что ваше высочество с самого утра не снизошли в разговоре со мной даже и до трех слов. Вот и надо было обойтись как-нибудь своими средствами!

— Независимость твоего характера мне очень нравится, но…

— Но ваше высочество решили снизойти до разговора со мной?

— Как самый обыкновенный смертный! Видишь ли, милый мой, меня крайне интригует одно обстоятельство. Ты знаешь, что Коризандра дала мне письмо к своей подруге детства?

— Знаю. Ну и что же?

— А то, что я был бы очень не прочь узнать, что заключается в этом письме!

— К сожалению, оно перевязано хорошенькой шелковой тесемочкой, которая припечатана голубым воском, и было бы очень неделикатно вскрыть его!

— Ну вот еще! Раз оно написано женщиной, которая тебя любит и… Да и не в том, наконец, дело! Сам бы я не решился взломать печать, но… увы! — Генрих тяжело вздохнул. — Со мной случилось несчастье: сегодня утром я неосторожно оставил письма матери и Коризандры на солнце, было очень жарко, и… воск растаял и стек… Вот смотри!