Алексей Чапыгин - Разин Степан. Том 2

– Выйди ближе – я тя обнесу перед шахом!

– Ты и нас обнесешь? – спросил Серебряков.

– С чего? Я узрю, как лучше.

Серебряков выдвинул вперед толмача, сказал:

– Молви – послы от атамана!

Толмач, выйдя, преклонил колено, прижал руку к правому глазу:

– Великий шах! К тебе, солнцу Персии, с поклоном, пожеланием здоровья прислал своих козаков просить о подданстве атаман Степан Разин.

– Тот, что разоряет мои города? Беки! Отберите у них оружие!

Два бека вышли из толпы придворных, сказали толмачу:

– Пусть отдадут сабли, и, если есть, пистоли тоже передай нам!

Серебряков и Мокеев, вынув, отдали сабли.

– Пусть тот отдаст дубину! Он – посол, дубина надобна только великого шаха слугам.

– Не дам! Паду без батога – скажи им, толмач.

Толмач перевел слова Мокеева, шах спросил:

– Чего тот в доспехах кричит?

– Хвор он! Сказывает, падет без палки.

– Пусть подходит с палкой!

Мокеев, Серебряков и толмач вышли вперед. Серебряков, как указал толмач, преклонил левое колено.

– Приветствуем тебя, шах!

Толмач перевел, прибавив слово «великий».

– Много вы разорили моих селений и городов?

– Те разорили, кои на нас сами нападали, – ответил Серебряков.

Шах метнул больными глазами на Мокеева, крикнул:

– Зачем не преклонил колен и головы?! Он знает мою волю.

Толмач перевел. Серебряков ответил:

– Шах, ему не подняться с земли преклонив колени, он – хворобый.

– Пущай лежа сказывает, что надо ему. Зачем шел хворый? – заметил шах, мотнув головой, сверкая алмазами пера скороходам.

– Поставьте козака на колени, не встанет – сломайте ему ноги, он должен быть ниже!

Великаны, оставив посохи, подошли к Мокееву.

– Што надо?

Толмач перевел есаулу волю шаха.

– Хвор я, да кабы ядрен был – не встал, оттого царя на Москвы глядеть не мог – не в моем обычае то…

Видя, что Мокеев упорствует, скороходы шагнули к нему, взялись за плечи. Мокеев двинул плечами, рукой, свободной от палки, оба перса отлетели, один упал под ноги шаху.

Толпа замерла, ожидая гнева повелителя. Шах засмеялся, сказал:

– Вон он какой хворый!.. Каков же этот козак был здоровым и много ли у Разина таких?

Толмач быстро перевел. Мокеев крикнул:

– Все такие! И вот ежели ты, шах, не дашь нам селиться на Куре, не примешь службы нашей тебе головами, то спалим Персию огнем, а жителей продадим турчину ясырем!

Серебряков сказал тихо:

– Петра! Так губишь дело – не те словеса твои…

– Вишь, он нахрапистой – все едино, что говорить!

Серебряков приказал толмачу:

– Переведи шаху вот, а не его слова: «Много нас, шах, таких, как я. Будем ему служить верно и честно, если даст место на Куре-реке».

Толмач перевел.

Шах ответил:

– Погляжу еще на вас. Может быть, прощу разорение Дербента и иных селений… Я верю, знаю, что они храбрый народ! Такие воины нужны Персии.

Из толпы вышел седой военачальник гилянского хана, преклонив колено, приложив правую руку к глазу, заговорил торопливо:

– Великий шах Аббас! Эти разбойники в Кюльзюм-море утопили, сожгли корабли и бусы повелителя Гиляна; его убили, взяли сына в плен – держат до сих пор. Благородный перс томится на своей родине в неволе у грабителей.

Шах нахмурился, сказал строго:

– Встань, Али Хасан!

– Чашм, солнце Персии! – Старик встал, склонив голову.

– Скажи мне, визирь моего наместника, сколько повелителей в Персии?

– Един ты, великий шах! – ответил старик.

– Да, только я один, шах Аббас Второй, – повелитель! Убитый козаками наместник присвоил себе имя повелителя, и горе ему! Вас всех приучил к этому слову… Завел двор, жил хищениями. Он так зазнался, что стал самовластным. Не дожидаясь моего указа, кинулся в море на них! – Шах указал рукой в сторону Серебрякова. – И думаю, хан мешал тебе, старик? Ты вел корабли, позорно бежал от сечи.

– Великий шах Аббас, хан перед битвой отнял у меня власть, он сам приказывал битве. Я же, усмотря, что гибель кораблей неизбежна, увел три бусы, спасая людей.

– Али Хасан, что еще сказать о хане? Меня замещал словом повелитель? Тебя, старого военачальника, сместил? За гордость свою был достойно наказан. И еще: он без моего ведома сносился с горцами – он опасен.

Смутно понимая, что говорят о гилянском хайе, Серебряков склонил голову и левое колено.

– Шах, гилянский хан сам напал на наши струги.

Также прибавив слово «великий», толмач перевел.

– Козаки, за хана гилянского не осуждаю вас.

Выступил рыжий.