Владимир Буртовой - Над Самарой звонят колокола

Герасим взмахнул кнутом, прокричал с переднего воза:

– Н-но-о, ретивыя! Не один день ехать нам до Шамары, не дремать в оглоблях!

– Господин капитан дома? – К порогу комендантского дома подошел молодой офицер.

– У себя, ваше благородие! Их благородие господин комендант изволят обедать. – Караульный солдат отдал честь и пропустил подпоручика Илью Кутузова на крыльцо. Старательно вытирая сапоги о брошенную у порога ветошь, подпоручик мельком оглядел подворье – комендант спешно заканчивал строиться: только что срубил просторный дом, а теперь задержанные этапным перегоном сосланные на поселение мужики ставили амбар, конюшню, рыли колодец…

Илья Кутузов вошел в сенцы, заставленные домашним скарбом – старыми сундуками с изношенной верхней одеждой. Из-под крышки ближнего сундука торчал рукав черного полушубка. Рядом громоздились одна на другую корзины. В верхней лежали небрежно брошенные грязные сапоги – в них комендант минувшим воскресным днем охотился на засамарских озерах. Уронив с сундука на пол пустые деревянные ножны и чертыхнувшись, Илья Кутузов в полутьме нащупал ручку, потянул дверь на себя. Едва ступил через порог, сразу и без ошибки определил бесхитростный комендантский обед: свиные щи с красным перцем, жаренный с луком редкостный еще в здешних местах картофель – комендант выращивал его у себя на даче, – отварная рыба с чесноком.

– Всякой благодати сему дому, – приветствовал подпоручик хозяев. – Господин капитан, прошу покорнейше простить за вынужденное неурочное вторжение! – Илья Кутузов вскинул руку к треуголке, робким извиняющимся взглядом покосился на левый край стола: Евдокия Богдановна, худощавая и весьма своенравная женщина из купеческого сословия, с холодными серыми глазами, в белом повойнике поверх пышных каштановых волос, чуть приметным кивком поздоровалась с незваным гостем. И тут же левой рукой дернула за сарафан темпераментную дочь Анфису, которая при виде статного подпоручика пыхнула непрошеным румянцем и сделала попытку привстать из-за стола, чтобы отпустить молодому человеку реверанс.

– Что стряслось в этой богом забытой глуши? – грубовато спросил капитан Балахонцев.

– На рыночной площади людская толчея. Воротился в неурочное время купеческий обоз из Яицкого городка, смутные слухи привезли оттуда.

Балахонцев наморщил крупный нос, фыркнул в усы, грузно, не вставая, повернулся на табуретке.

– Ну? Что за слухи такие? – И к дочери: – Не егози, Анфиса, не свататься пришли, как видишь – по службе!

Илья Кутузов смутился не меньше Анфисы, кашлянул в кулак, оторвал взгляд от комендантской дочери.

– А слухи о том, господин капитан, что на Яике появился невесть откуда опасный человек, нарек себя, а может, и вправду объявился живой государь Петр Федорович. К нему прилепились тамошние обиженные генералом Траубенбергом казаки, калмыки, иные беглые из скитов на Иргизе. Девятнадцатого сентября с немалой силой тот самозванец или царь Петр подступил под Яицкий городок.

– Взял город ильбо отбит? – Иван Кондратьевич ногой отодвинул табуретку, сделав жене и дочери знак продолжать обед без него, на ходу глянул в зеркало на отражение своего крупного квадратного лица.

– О том бежавшие самарцы не сведущи, господин капитан. Купец Уключинов, а он воротился с Яика тем же обозом, объявил, что в тот день, когда бежали они прочь от Яицкого городка, пушечная пальба слышна была изрядная.

– Идем, господин подпоручик, – коротко бросил капитан Балахонцев, небрежно посадил на голову треуголку и оставил гостиную своего дома-пятистенка на главной в Самаре Большой улице, как раз против деревянной церкви Успения Божьей Матери. Над куполами церкви лениво кружили крикливые грачи, потревоженные звонарем, – тот, забавляясь, шикал на них и махал тряпкой, привязанной к длинному шесту. Потом звонарь бросил зряшное занятие, начал глядеть сверху на город, знакомый до последнего заборного сучка.

А над всегда спокойной и полусонной Самарой, похоже было, пронесся слух о близком калмыцком набеге… Самарцы робко, в одиночку и группами, сновали по улицам и переулкам, спешили на рыночную площадь к Николаевской церкви. И всеобщая суматоха усиливалась церковным звоном – заблаговестили к обедне. Однако самарцы, противу обычая, не поспешили в божьи храмы, они плотным кольцом окружили десятка полтора груженых возов с приехавшими из Яицкого городка торговыми людьми.