Владимир Буртовой - Над Самарой звонят колокола

Цеховой Колесников, мужик лет под пятьдесят, рябой и взмокший от крика, устало утер лицо шапкой. Капитан Балахонцев протолкался к его телеге, грубо дернул за рукав пыльного с дороги кафтана.

– Говори, каналья, о чем ты здесь растрезвонил почище соборного колокола? Ну? Чему возрадовался? Поклепные на матушку-государыню слова по ветру сеешь?

Колесников скосил глаза на сурового коменданта – у того между бровей нескрываемая угроза залегла тремя бороздами, – торопливо вскочил на ноги и так, возвышаясь, с телеги ответствовал:

– Да как не возрадоваться нам, господин комендант Иван Кондратьевич! И совсем не попусту трезвонил. Доподлинно так на Яике вышло: объявился живой-невредимый батюшка-государь Петр Федорович! Православный народ к себе сзывает, на престол взойти вознамерился, неправдой отнятый сенатскими лиходеями. Думаю, и матушка-государыня в великой радости пребудет, сладким медом радости лягут ей на сердце такие известия… Ой, господин капитан! – Колесников не договорил: капитан Балахонцев рывком бросил его наземь, ногой на спину наступил, не давая подняться. И, вызверившись, закричал на толпу самарцев с бранью:

– А вы чего уши поразвесили? Вам клюкву без сахару подносят, а вы и рады-радешеньки глотать, благо денег не спрашивают! Запамятовали, как читан был указ государыни Екатерины Алексеевны о смерти ее супруга? И прежь этого случая были слухи о всяких проходимцах, самозваных царях! Марш все по домам, покудова не вызвал солдат из казармы и не взял вас как бунтовщиков в штыки! Прикажу солдатам гнид на ваших затылках перебить до единой! А этого доброхотного звонаря отвести под караул. И держать накрепко сего болвана, покудова не выяснится суть дела на Яике рапортом от оренбургского губернатора генерал-поручика Рейндорпа или от симбирского коменданта господина полковника Чернышева. Подпоручик Кутузов, уведите задержанного!

Под глухой ропот самарцев Илья Кутузов, обнажив шпагу, левой рукой за шиворот потолкал упирающегося и грозящего всеми карами Колесникова к гарнизонной гауптвахте.

Капитан Балахонцев, провожая настороженным, обеспокоенным взглядом неспешно расходившихся с площади горожан, пожевал нижнюю губу, в сердцах чертыхнулся:

– Будь ты неладен, пес брехливый! Экую пакость растрезвонил на весь город! Нечего сказать, хорош подарок привез самарцам в день коронации государыни Екатерины Алексеевны! Да не только горожанам заботы прибавилось, а и самарским попам. – При этой мысли Иван Кондратьевич криво усмехнулся. – Попам благовестить ильбо в честь государыни, ильбо в честь «новоявленного» ее супруга. Да-а, дела нешуточные начинаются. Ну ничего, поживем – увидим, от Яика до Самары не близкий путь, изловят того самозванца. А все же нарочного надобно слать спешно в Симбирск, к коменданту, с этими нечаянными известиями.

Желая получить более достоверные сведения о происшедшем в Яицком городке, капитан Балахонцев через два дня все же посетил подворье купца Тимофея Чабаева, который позже других самарцев возвратился из Яицкого городка.

– Войди в дом, Иван Кондратьевич, – негромко пригласил нахмуренного гостя румянощекий и упитанный хозяин. Он оставил работника разгружать возы, повел Балахонцева в дом. Едва вошли в сенцы, как хозяйка и домочадцы скрылись за дверью боковой комнаты, чтобы не мешать беседе.

Иван Кондратьевич сел на лавку у окна, снял треуголку, пригладил жесткие с проседью волосы, выжидательно уставил взор на высокого, крепкого телом Тимофея Чабаева, которого в Самаре за буйный нрав и страсть к кулачным дракам иначе как Буяном Ивановичем и не кликали.

– Знать хочешь, Иван Кондратьевич, о мятеже на Яике? – догадался Тимофей, сел напротив коменданта, сцепил пальцы. – Ну так слушай, что мне ведомо. – И он неспешно рассказал о появлении слухов среди яицких казаков про объявившегося народу живого якобы Петра Федоровича, о первом приступе самозванца под Яицкий городок и о сражении с гарнизоном полковника Симонова.

– По слухам, которые настигли меня на Иргизском умете, тот самозваный Петр Федорович с переметнувшимися к нему яицкими казаками, побрав в форпостах пушки и порох, пошел вверх по Яику, в сторону Оренбурга, а может, и на нашу Самарскую линию крепостей повернет, чтоб прямиком на Москву идти… – закончил Тимофей Чабаев, пытливо всматриваясь в суровое, словно закаменевшее лицо коменданта: и не прочесть в глазах, каково же его мнение о тамошних происшествиях и о слухах про самозваного царя.