Владимир Буртовой - Караван в Хиву

Однажды во время такого обхода Рукавкин случайно наткнулся на оренбургского татарина Алея Армякова. Тот увлекся торгом и не приметил, как со спины подошли Данила и Маркел. Алей держал два отлично сработанных на тульских заводах Демидова пистоля, и только малая цена, которую давал хивинец, сдерживала его от обмена. Но вот хивинец, похоже было, сдался, надбавил цену, начал отсчитывать монеты.

– Потерпи, Алей, с продажей, – проговорил Данила и выдернул из его пальцев пистоли, передал Маркелу. – Рановато по рукам ударили, купцы!

– Ах, шайтан! С луны упал, да? – вскрикнул Армяков, пораженный внезапным появлением караванного старшины, а потом вновь повторил, уже с угрозой: – Ах, шайтан! Ты меня грабил хотел? – И вдруг замахнулся ударить Рукавкина.

Маркел перехватил руку Алея да так крутнул его вокруг себя, что тот едва устоял на ногах.

– Охоло́нь, Алей! Не ровен час, забылся ты, кто перед тобой? Жадность затмила глаза и засушила совесть. Иди в лавку да спрячь остаточное оружие до Оренбурга.

Алей, бормоча угрозы, удалился. Хивинец с досады плюнул себе под ноги: сорвалась покупка!

– Неймется им таки, – разозлился Данила. – Прошлый раз сказал о таможенном начальстве для острастки, а теперь вижу, что и в самом деле придется о них доложить, чтобы впредь не выпускали в Хиву.

Прогрелась Хорезмская земля, зазеленели сады, рощи, укрылись буйной, недолгой здесь зеленью и цветами. Самая пора… И Данила решился. В ближайший приход Якуб-бая он вновь собрал купцов и приказчиков каравана, и, когда все, по традиции, выпили чай и отодвинули пустые пиалы, Данила обвел выжидательные лица твердым взглядом.

– Настало время, когда не до мелочных обид. Алей, не мечи на меня молнии глазами. Думать надо о всех нас вместе. Негоже нам прыскать в разные стороны, будто тараканы, кипятком ошпаренные. Уносить отсюда ноги надобно подобру-поздорову. Спокойствия нет в хивинской столице, а хан делает нами свою политику. И как вздумает распорядиться нашими головами, если Нурали-хан после поражения брата своего не захочет породниться с ним? Если бы знать наверняка, какие мысли у киргиз-кайсацкого хана?

Не с его ли ведома младший брат выступил в поход во главе мятежного войска? Если это так, то нам отсюда живыми не выйти вовек.

Купцы, пораженные неожиданно смелым решением караванного старшины, молча переглянулись, кто с недоумением, кто с искрой надежды на скорое возвращение домой.

– А как быть с остаточными в лавках товарами? Хан не отдаст нам их, – завозился на ковре Родион.

– До товаров ли, когда надо думать о голове. Казанцам легче – что успели продать, то продано. Остальное они могут распродать у киргиз-кайсаков на обратном пути. Думаю, дорогу сыщем и без хивинских проводников? – Этот вопрос Данила задал Кононову. Тот с восхищением глянул на караванного старшину, потом перевел взгляд на разом притихших купцов.

– Отчего же не найти? – уверенно ответил Григорий. – Не хуже старого караван-баши проведу вас через пустыню. Только бы Хорезмскую землю счастливо миновать. А там взойдет солнце и к нам на двор!

Татары сдвинулись головами, посовещались между собой, раздвинулись и опустили черные бороды. Данила почувствовал недоброе с их стороны и выжидательно смотрел на Муртазу Айтова, а тот долго молчал, думал, комкал в кулаке черную с сединой бороду.

– Наша купца не согласна, – наконец-то через силу произнес Айтов, нахмурил черные брови. – Не вся товар распродал, здешний товар не купил, какой барыш свой Казань привозил будем? Зря ходил, зря верблюда пески гонял, да? И как без разрешений хана пойдем? Не даст охрана – погибать, однако, в песках будем. Наша купца не согласна, – вновь повторил он и решительно закрыл рот твердыми губами.

Якуб-бай сидел рядом с Кононовым, и старый казак полушепотом пояснял хивинцу, о чем здесь шла речь.

– А и в Хиве сколько можно сидеть? – вскинулся Родион, раздосадованный неожиданным упрямством казанских татар. Он загорелся надеждой спасти через Аиса Илькина хотя бы часть кандамаевских товаров и распродать их среди улусов Малой Орды. – Какого блага дождемся от хана? Разве что топора! Ты как, Лука, мыслишь? Идем домой?

Ширванов покривил тонкие губы под русыми колечками усов, неопределенно пожал плечами.

– Я – как все. Однако без проводников и охраны страшно идти. Нападут разбойники – не отбиться нам. Не лучше ли остаться всем? Отпустит хан – так возвратимся безбоязненно.

– Понял всех вас, – сказал Рукавкин, решительно поднялся с ковра, прошел по комнате из угла в угол, подумал: «Жаль, Семен погиб так неожиданно. Он бы помог мне выбраться из этого кощеева царства», потом остановился против Кононова. – Григорий, спроси у Якуб-бая, можно ли теперь выйти из города без ханского письма?