всю жизнь плававший только по Нилу, не мог сообщить хозяину ничего нового и интересного.
Через три месяца, вопреки ожиданиям Пенну, Баал-Шамим вернулся. Вечером, когда уже стемнело, он появился перед домом Суэмбахамона с двумя матросами, нёсшими объёмистые мешки. С низкими поклонами мореход разложил перед вельможей их содержимое: пучки прекрасных страусовых перьев, несколько свёртков пёстрых сидонских тканей, ожерелье из крупных янтарных бусин, коробочку с ароматами и, наконец, два тяжёлых мешочка с золотым песком.
Фиванец сиял. Его доверие и надежды полностью оправдались. Он вынул пригоршню золотых колец и, не считая, щедрым жестом протянул их финикиянину. Но тот, отступив на шаг, покачал отрицательно головой:
— Нет, господин, мне не надо награды! Пока не надо! — поправился он. — Если ты намерен продолжать торговлю, то сейчас понадобятся большие деньги. Надо покупать другой, большой корабль. А потом мы сочтёмся!
Суэмбахамон думал недолго. Размах предложения привлекал его. Он поставил единственное условие: с Баал-Шамимом должен отправиться и его кормчий — египтянин; пусть он привыкнет к дальнему плаванию по «Великой зелени».
Когда разговор зашёл о сумме, необходимой для покупки корабля, финикиянин уже не уменьшал предлагаемого, а наоборот, просил дать побольше.
— Чем больше у меня будет денег, тем лучший корабль мы сможем купить, — убеждал он. — Купить посредственное судно — будет больше риска потерять и его, и меня. Кроме того я хочу в этот раз проплыть дальше — до нового города, основанного недавно моими земляками далеко на западе. Там, говорят, можно приобрести совершенно диковинные веши…
Новый договор был торжественно скреплён чашей вина, и Баал-Шамим ушёл, нагружённый золотом и сопровождаемый Иринефером. Последний был очень обрадован новым поручением хозяина. Сидеть в полной праздности ему уже давно надоело.
Суэмбахамон предусмотрительно поторопился сообщить о своём торговом предприятии владыке приютившей его страны. Он понимал, что вездесущие шпионы царя рано или поздно всё равно донесут ему о происшедшем. Было готово у фиванца и умягчительное преподношение — янтарное ожерелье. Он только колебался: кому подносить его — самому царю, его старшей жене или голубоглазой царевне. «Женское воздействие, несомненно, сильнее, — размышлял вельможа, — но подарок, поднесённый одной женщине, конечно, возбудит зависть и злобу другой, а это опаснее расположения». Наконец он мудро решил, что царь Дельты сам лучше разберётся, кому следует передать полученное им диковинное украшение.
Очевидно, что — то уже дошло до ушей Несубанебджеда, и его любопытство пробудилось. Поэтому аудиенция была получена очень быстро. Янтарное ожерелье — вещь необычайно редкая и ценная в этих краях — было встречено весьма благосклонно. С таким же расположением и пониманием отнёсся царь и к намерению Суэмбахамона расширить торговые операции. «Только, — подчеркнул он, — в казну должен поступать определённый небольшой налог после каждой удачной экспедиции». После этих слов фиванец был отпущен. По дошедшим потом до него слухам, драгоценный подарок достался одной из младших жён повелителя.
Уже после ухода гостя владыка Дельты вспомнил, что так и не намекнул ему о странных вестях, дошедших до него из Фив: Суэмбахамона там считают утонувшим. Но потом, подумав, царь решил, что так получилось даже лучше.
Результаты второго плавания превзошли все ожидания: Суэмбахамон стал теперь по — настоящему богатым человеком. Правда, плавание длилось значительно дольше: мореходы вернулись только через десять месяцев. Иринефер был в полном восторге и от нового корабля, и от плавания и несколько вечеров подряд рассказывал своему господину происшествия, казавшиеся тому волшебными сказками. Особенно красочно описывал старый кормчий торжища Нового города с их разноязыкими участниками и всевозможными, часто диковинными товарами. По его словам, несмотря на молодость, этот город уже стал важным торговым центром.
Баал-Шамим, очевидно, преднамеренно задержался со своим посещением. Финикиянин явно выжидал, когда Иринефер расскажет Суэмбахамону всё и эти рассказы произведут желаемое воздействие. Начал он с неприятного: напрямик объявил, что желает за свои труды и посредничество получать четвёртую часть от всей прибыли.
Суэмбахамон нахмурился и гневно посмотрел на морехода. Мысль о том, что ему придётся расстаться хотя бы с четвертью полученного, показалась ему невыносимой. Дух жадности, некогда в Фивах сосредоточенный только на золоте, теперь распространился на всё.
Читать дальше