Ростислав Кинжалов - Странствование Суэмбахамона

Интересно: кто будет судьями при расследовании грабежа гробниц?

Конечно, сам Небмаатранахт, затем великий дворецкий, опахалоносец фараона Иниса, ещё кто — то из царских писцов… Суэмбахамон вспомнил клятву, которую должен был принести всякий выступающий по такому судебному процессу. Торжественные и суровые слова зазвучали в его ушах: «Как существует Амон, как существует правитель, да живёт он, здравствует и благоденствует! Если будет обнаружено, что я общался с грабителями из числа этих грабителей, да буду я изувечен в моём носе и ушах и да буду я посажен на кол!»

Холодный пот покрыл всё тело Суэмбахамона. Видение суда устрашило его. Беглецу показалось, что даже корабль замедляет свой ход. Скорее, скорее бы выбраться из пределов Египетского царства!

В дверь каюты просунулась голова раба Пенну:

— Угодно ли господину обедать?

После молчаливого кивка Суэмбахамона раб исчез и скоро вернулся с несколькими блюдами: две холодные жареные утки, овощи, фрукты и кувшин со сладким вином.

Только после первой чаши и ложки редьки в меду вельможа почувствовал острый голод и вспомнил, что ещё ничего сегодня не ел. Все кушанья показались ему необыкновенно вкусными, и блюда скоро опустели. Отяжелевший от еды и вина Суэмбахамон снова прилёг на ложе и незаметно для себя уснул.

Спал вельможа долго. Когда он проснулся, в каюте уже было темно. Покряхтывая, Суэмбахамон выбрался на палубу. Корабль продолжал свой неустанный бег на север; рулевой чуть слышно мурлыкал себе под нос незатейливую песенку.

Всё вокруг было тихо и безмятежно. Медленно проплывали назад тёмные купы рощ на берегах, иногда сверкали одинокие огоньки селений. Полный Неферхотеп-Хопсу [4] Бог Луны в фиванском пантеоне. спокойно сиял с неба. Серебрился под его лучами Хапи.

И вдруг сердце Суэмбахамона сжала острая тоска, она была почти физически ощутима, как боль. Ведь через несколько дней он навсегда расстанется с этим привычным миром, в котором он родился, вырос и надеялся умереть! Никогда, никогда больше не увидит он Хапи, не напьётся его сладкой воды. В удачу вельможа не верил. Такие поступки не прощаются!

Суэмбахамон резко повернулся и вошёл в каюту. Он впервые почувствовал на своих глазах горькие слёзы изгнанника.

Суэмбахамон в простой льняной одежде сидел на корме корабля под навесом из пёстрой ткани и безучастно смотрел на тихо колышащиеся волны. Океан вот уже несколько дней был необычайно тих, почти зеркален. Солнце стояло прямо над головой, в зените, было очень жарко, но лёгкое движение воздуха умеряло духоту.

Прошло уже больше двух лет с того беспокойного утра, когда вельможа покинул такую далёкую теперь египетскую столицу.

Старую истину «друзья познаются в беде» Суэмбахамон скоро проверил на собственном опыте. Фараон Дельты, так хорошо относившийся к нему, пока он был вельможей в Фивах, изменил своё поведение довольно быстро. Сперва владыка Нижнего Египта принял Суэмбахамона, как говорится, с распростёртыми объятиями. Очевидно, он подозревал, что египтянин явился к нему с каким — то важным и тайным дипломатическим поручением. Были и тайные аудиенции, и пышные многолюдные пиршества. Однажды Несубанебджед даже прозрачно намекнул, что младшая из его дочерей — стройная голубоглазая царевна — согласна стать женой дорогого гостя.

Но время шло. Суэмбахамон никак не отозвался на лестное предложение, и это, вероятно, было первым толчком для подозрений.

Затем было замечено, что за три месяца с лишним к гостю не прибыло ни одного гонца из Фив, не отправил и он ни одного письма в столицу. Для тайного, но полномочного представителя двора это было немыслимо.

Хотя владыка Нижнего Египта не смог ничего определённого выпытать у Суэмбахамона, а его соглядатаи — у его слуг, положение вещей говорило само за себя: вельможа либо был изгнан, либо бежал от гнева фиванского владыки. После этого Суэмбахамон перестал существовать для фараона. Его пребывание в стране терпели, и только. Уже не было ни доверительных разговоров, ни простых аудиенций при царских выходах.