Александр Прозоров - Судьба княгини

Перед перекладиной, соединяющей ножки главного стола, стоял на возвышении еще один, «опричный» стол, всего в две сажени длиной. И он был единственным, возле которого вместо скамьи стояли кресла и на котором имелась посуда – кубки и тарелки. Золотые, покрытые чеканкой и сверкающие вправленными в стенки самоцветами.

Гостям подобной роскоши не полагалось. Но вовсе не потому, что кто-то желал их унизить. Просто по исстари заведенному русскому обычаю бояре и князья черпали напитки ковшами из бочонков либо пили вкруг прямо из братчины, а угощение резали собственными ножами и сразу отправляли в рот либо клали на куски хлеба, доедая с него. И только великий князь позволял себе некоторую «особость». Да и то не всегда.

– Прикажешь подать на опричный стол вино, великая госпожа?

Софья Витовтовна вздрогнула от неожиданности, покачала головой:

– У тебя очень плохая привычка подкрадываться незаметно, Пелагея. Когда-нибудь тебя с перепугу рубанут саблей.

– Настоящий слуга должен быть неслышен и невидим, великая госпожа, – отозвалась ключница. – Порядок в доме должен сохраняться как бы сам собой.

– Сейчас речь не о порядке, Пелагея! – повернулась к помощнице правительница.

– Лебеди готовы, рыбу украшают, убоина, соленья и сласти разложены, корцы приготовлены, бочонки вскрыты, – скороговоркой отчиталась ключница. – Все надобное вынесут на столы, когда князь Звенигородский спешится перед крыльцом. Украшения же появятся после первых двух тостов. С особым торжеством. Вареный мед покамест в погребах. Велю выкатить, когда стемнеет. Сразу после того, как свечи запалят. Сумерки, хмель, ладны девицы… Никто ничего не заметит… Так мне подать на опричный стол немецкого вина, великая госпожа? Сказывают, ушкуй от Смоленска пришел со свежим товаром. Завтра можно будет купить напитки нового урожая.

Софья Витовтовна поколебалась всего пару мгновений и резко мотнула головой:

– Нет, пусть будет мед! С меда обычно в сон тянет, а с вина – на подвиги. Подвигов же нам на празднике не надобно. Пусть лучше князья с дремотой борются, нежели драки затевают.

– Опричный стол, великая госпожа… – осторожно напомнила ключница.

Княгиня промолчала.

– Ясно. Хмельной мед, – понимающе склонила голову служанка.

– У меня ныне много хлопот, Пелагея, – окинула взглядом палату Софья Витовтовна. – Посему поручаю этот пир тебе. Коли все пройдет гладко, получишь два рубля в награду. Распоряжайся! Я же пошла переодеваться.

Путь Юрия Дмитриевича оказался еще проще. Поскольку возле звонницы стояла огромная поленница из длинных и толстых липовых чурбаков – тихо выскользнувшего из двери мужчину никто не заметил. Князь прошел вдоль высокой стены из дров почти до самой крепостной стены, свернул налево вдоль нее, после чего поспешил к своему подворью.

У задних ворот слуги все еще продолжали разгружать березовые хлысты. Правда, судя по устало дышащим лошадям – это был уже другой роспуск.

– Наше почтение, Юрий Дмитриевич, – снова склонились в поклоне работники.

– А откуда это ты, княже? – послышался среди общего почтения мальчишеский голосок.

– Тебе что за дело до хозяйских хлопот? – Старшие подворники тут же наградили нахального отрока звонким подзатыльником.

– Для искренней молитвы свита не нужна, – совершенно не проявив недовольства, мимоходом откликнулся Юрий Дмитриевич давно заготовленной фразой, шагнул во двор, обогнул свои хоромы и заскочил в баню.

Престарелый холоп, увидев хозяина, громко проглотил не вовремя оказавшееся во рту вино, вскочил и поклонился:

– Я побегу, велю гнедую оседлать?

– Беги! – согласился князь.

Свое дело Плечо знал: на лавке хозяина дожидались исподняя шелковая рубаха, пронзительно-изумрудные бархатные штаны, парчовая ферязь, округлая соболья шапка, наборный пояс из янтарных и хрустальных пластин с двумя оправленными в резную слоновую кость ножами и малиновый плащ нежнейшего индийского сукна с бобровым подбоем и самоцветной заколкой.

Воевода скинул с себя скромные одежды, прошел в баню, опрокинул на голову ушат чуть теплой воды, пригладил мокрые волосы, выжимая на спину струйки воды. Вернулся в предбанник, наскоро вытерся, оделся. Шагнул на крыльцо – и слуга тут же подвел прямо к ступеням богато оседланного, статного туркестанца.

И спустя четверть часа князь Звенигородский уже спешивался возле великокняжеского дворца.

На сей раз все вышло чинно и благородно: Василий Дмитриевич, властитель Московский, вместе с супругой дождался наверху, покуда гость поднимется по укрытым красной кошмой ступеням и, прижав ладонь к груди, склонит свою голову перед правителем: