Жюль Верн - Воспоминания о детстве и юности. Дядюшка Робинзон. Паровой дом

Таким вот оказалось это плавание, столь насыщенное событиями: противным ветром, вторжением воды, затонувшим суденышком — всем, что мог пожелать в моем возрасте потерпевший кораблекрушение!

Порой меня упрекали за то, что своими книгами я подстрекаю маленьких мальчишек покидать домашний очаг и странствовать по свету. Уверен, что этого не происходит. Но если когда-нибудь дети пустятся в подобные авантюры, пусть они берут пример с героев «Необыкновенных путешествий», и тогда им будет обеспечено благополучное прибытие в надежный порт!

В двенадцать лет я еще не видел моря, настоящего моря! Нет! Мысленно я всегда добирался туда, садясь на спускавшиеся к устью Сены сардинщики [27] Сардинщики — мелкие рыбацкие суденышки, приспособленные для лова сардин. , на рыбачьи баркасы, бриги, шхуны, трехмачтовики и даже на паровые суда — в то время их называли пироскафами!

Наконец в один прекрасный день мы, мой брат и я, получили разрешение прокатиться на пироскафе номер два!.. Сколько было радости! Можно было потерять голову!

И вот мы в пути. Миновали Эндре [28] Эндре — остров на Луаре, в 8 км ниже Нанта, где находились государственные заводы, специализировавшиеся на строительстве судовых паровых машин. , огромное государственное предприятие, окутанное клубами черного дыма, оставили позади причалы на левом и правом берегах, Куэрон, Пеллерин, Пембёф! Пироскаф разрезал вкось широкий речной эстуарий. Вот и Сен-Назер, подобие мола, старая церковь с наклоненной колокольней, крытой черепицей из сланцев, несколько домиков или лачуг, составлявших тогда эту деревню, так быстро превратившуюся в город.

Всего нескольких прыжков хватило нам, чтобы соскочить с корабля, сбежать по покрытым фукусами [29] Фукусы — крупные бурые водоросли. скалам, зачерпнуть в ладони морскую воду и поднести ее к губам…

— Но она несоленая! — сказал я, бледнея.

— Совсем несоленая! — согласился брат.

— Нас обманули! — закричал я, и в тоне моем прорвалось очевидное разочарование.

Какими же мы были глупыми! В то время наступила максимальная фаза отлива, и мы черпали ладонями со скалы просто-напросто воды Луары! А когда начался прилив, обнаружилось, что соленость воды даже превосходит наши ожидания!

Наконец я увидел море, по крайней мере, обширный залив с расположенными по краям речного русла косами, который открывался в океан.

После я пересекал Бискайский залив, Балтику, Северное и Средиземное моря. Сначала на простом баркасе, потом на шлюпе [30] Шлюп — в морском языке этот термин относится к различным типам судов; здесь речь идет о небольшом одномачтовом судне с двумя парусами: прямоугольным сзади, косым спереди. , потом на паровой яхте. Я мог совершать большие каботажные плавания [31] Большие каботажные плавания — плавания между портами одного государства; малый каботаж — плавание между портами, расположенными в одном морском бассейне, большой каботаж — между портами в разных морских бассейнах. для собственного удовольствия. Я даже пересек Атлантику на «Грит-Истерн» [32] Об этом плавании Ж. Верн написал роман «Плавающий город». , ступил на землю Америки, где — стыжусь признаться американцам — находился всего восемь дней! Что вы хотите! У меня же был обратный билет, действие которого заканчивалось через неделю.

Тем не менее я видел Нью-Йорк, жил в отеле на Пятой авеню, пересек Ист-Ривер [33] Ист-Ривер — река в Нью-Йорке, приток Гудзона, омывает остров Манхэттен с юго-восточной стороны. еще до постройки Бруклинского моста, поднялся по Гудзону до Олбани [34] Олбани — столица штата Нью-Йорк. , посетил Буффало [35] Буффало — город в штате Нью-Йорк, на берегу озера Эри. и озеро Эри, любовался Ниагарским водопадом с высоты Терепин-тауэр. Над парами водопада вырисовывалась лунная радуга, а затем, пройдя по подвесному мосту, я оказался на канадском берегу… и вернулся! Искренне сожалею о том, что больше никогда не увижу столь дорогую мне Америку, которую каждый француз может любить как сестру Франции!

Но это уже не воспоминания о детстве и юности, это память о зрелых годах. Теперь мои молодые читатели знают, с какими чувствами и в каких обстоятельствах я должен был писать эту серию географических романов. Я жил тогда в Париже, вращался в мире музыкантов, среди которых у меня остались добрые друзья, и — очень мало — среди своих собратьев по перу, которых едва знал. Потом я совершил несколько путешествий на запад, на север и на юг Европы, путешествий, куда менее необыкновенных, чем описанные в моих романах, а потом удалился в провинцию, чтобы закончить свою работу.