Леонид Млечин - Сумерки вождей

— Мы тоже, — охладил его восторг Глеб Бокий. — Я же говорю: армии нет. Есть толпа людей в серых шинелях. Они без оружия, расхристанные, болтаются по городу, толкаются и грызут семечки.

— Да, — кивнула Крупская, — заметно стало. Улицы не убирают, поэтому тротуары и мостовые в шелухе… В рядах, где торгуют квашеной капустой, утром вижу такую картину. Подходит солдат − видно, что после вчерашнего перепоя. Кланяется продавцу в ноги: «Яви божескую милость! Христа ради!» Продавец, понимая его состояние, наливает ковшик огуречного рассола, чтобы солдатик опохмелился.

— Я ехал в трамвае, — рассказал Бокий. — Вошли солдаты − шинели расстегнуты, карманы полны семечек, в зубах − папиросы. Увидели офицера. Сели напротив, курят и пускают ему дым в лицо. Говорят: не хотим служить, хотим домой. Офицер их спрашивает: «Что же станет с матушкой-Россией, если никто о ней думать не будет, а каждый из вас заботиться будет только о себе?» Они отвечают, что это не их дело, они хотят домой — жить спокойно и припеваючи. «То есть грызть семечки и играть на гармошке?» − «Точно так!» И хохочут страшно довольные.

Глеб Бокий резюмировал:

− Ни воевать, ни участвовать в революции они не в состоянии.

− Они нас поддержат, когда мы уберем офицеров из армии, − возразил Зиновьев. − И введем выборность командиров.

− Я видел самосуд над офицерами. Страшная картина стихийного и слепого мщения.

− Там много уголовного элемента, − пожал плечами Зиновьев.

— И мало наших товарищей, — заметил Ленин. — Впрочем, на баррикадах и такие понадобятся. Нам сейчас все нужны, кто против Временного правительства.

Владимир Ильич вдруг поднялся, распрямил плечи и решительно произнес:

— А не попробовать ли нам прямо сейчас взять власть и со всем этим покончить? И скрываться не придется, а?

В его глазах что-то сверкнуло. Минуту, высоко подняв голову, он всматривался куда-то вдаль, словно ему открылось нечто, недоступное остальным. Но порыв так же быстро погас. Никто не успел отозваться на его слова. Ленин, вздохнув, сам же и ответил на собственный вопрос:

— Нет. Невозможно. Слишком рано. Еще не те настроения. Ни провинция, ни фронт нас не поддержат. Фронтовик придет и перережет питерских рабочих… И нас заодно.

Мрачно сказал:

— Мне предстоит принять самое трудное решение в моей жизни. И самое опасное.

— Идти на допрос или нет? — уточнил Сталин.

Примерка новенького костюма привела его в превосходное расположение духа:

— Жаль, вы не слышали, как Серго Орджоникидзе, по-нашему, по-кавказски, хватаясь за несуществующий кинжал, кричал: «Кинжалом того колоть буду, кто хочет, чтобы Ильича арестовали!»

Сталин захохотал. Ленину было не до смеха.

Владимир Ильич, уставившись куда-то в угол, обреченно произнес:

— Они нас прикончат. Самый для них подходящий момент.

— Неужели они посмеют? — возмутилась Ольга Аллилуева. — У нас же не старый режим.

Владимир Ильич повернулся к ней всем корпусом и успокоил:

— Вас, самое большее, арестуют, а меня повесят.

Владимир Ильич на минуту вышел из комнаты и вернулся с париком.

— Неужели я в самом деле должен это надеть? Невероятная нелепость! На кого я буду похож? На плохого артиста из кафе-шантана. Представляете, как они будут надо мной издеваться, если поймают? Я вижу заголовки в газетах: «Вождь большевиков схвачен в парике».

— Для того парик и нужен, чтобы не арестовали, — рассудительно заметил Сталин.

— Володя, ты же весной был готов возвращаться в Россию из Швейцарии с документами Карпинского и в парике, — робко напомнила Надежда Константиновна. — Тогда парик тебя не смущал. А теперь ситуация-то пострашнее. Тебя по всему городу ищут. И они похуже царских жандармов.

Ленин вдруг заразительно расхохотался:

— Помнишь, я даже готов был выдавать себя за глухонемого шведа.

— Почему глухонемого? — удивился Бокий.

— Шведского-то я не знаю, — объяснил Ленин. — А документы предлагали шведские и вполне надежные.

Смех прекратился, улыбка исчезла, лицо вновь помрачнело. Настроение у него всегда менялось стремительно. Ленин присел за стол:

— А мне чаю никто не нальет?

Хозяйка побежала за чистым стаканом. Ленин взял вилку и стал тыкать в какую-то закуску на тарелке. Озабоченно поинтересовался у Надежды Константиновны:

— Мне это можно?

— Надо выпить хорошего вина, тогда все можно! — вмешался Сталин.

Ничто не могло испортить его хорошего настроения.