Глеб Чубинский: Сеть паладинов

Стоял яркий день. Над живописной бухтой, равной по красоте которой не сыщешь во всей Италии, а уж о других странах и говорить нечего, на вершине холма с самого рассвета в одиночестве сидел молодой мужчина. Внизу, вправо и влево от него, по берегу тянулась блаженная Ривьера с изумрудной водой, позади виднелись покрытые снегом громады лигурийских Альп.

И внешность молодого человека — его гладко выбритое лицо с приятными правильными чертами и выразительными тёмными глазами, — и его одеяние — белая полотняная рубашка, тонкие замшевые чулки, пристёгнутые застёжками к коротким штанам, и густая шевелюра аккуратно постриженных каштановых волос, с кокетливой небрежностью надвинутым набок лёгким беретом с пером — всё указывало на то, что это не простолюдин, не воин и не лицо духовного звания, а скорее придворный или человек, посвятивший себя какому-нибудь изящному ремеслу.

Случайный наблюдатель, бросив взгляд на склон холма, ни на мгновение не усомнился бы в занятии молодого человека. Очевидно, что он принадлежал к сословию художников, которых во множестве рождала Итальянская земля. Не уступая ни в таланте, ни в усердии, а лишь в скромности и удаче титанам Микеланджело, Рафаэлю, Леонардо, Тициану, они тысячами трудились в городах христианского мира, строя и украшая соборы и дворцы, высекая статуи, создавая полотна. Перед ним, опираясь треногой на кочки, стоял складной мольберт с закреплённым на доске листом рисовальной бумаги. Ещё несколько листов валялись рядом, придавленные камнем. Устремив взор вниз, на бухту, мужчина лебединым пером бойко набрасывал на бумагу раскинувшийся под ним пейзаж: великолепный город, полный мраморных дворцов и обнявший бухту обширным амфитеатром по равномерно спускающемуся склону гор. Время от времени он макал перо в маленькую склянку тёмного цвета для хранения чернил, что стояла у него в ногах; иногда менял перья, доставая их из небольшого футляра.

Но если бы сторонний наблюдатель встал у художника за спиной, чтобы поглазеть, как тот рисует, и восхититься его талантом, то, мягко говоря, он бы обомлел! Дело в том, что от вождения пером на листах ничего не появлялось! Ровным счётом ничего! Кроме влажных бесцветных линий и пятен, которые к тому же весьма быстро подсыхали.

Перо ходило взад-вперёд. Раз! Художник подвёл черту. Затем, бросив внимательный взгляд на бухту, что-то подрисовал. Высунул язык, нахмурил брови. Но перо по-прежнему не оставляло следов! Пусто! К чему это усердие? Что за странное баловство — симулировать рисование?

Тем не менее, вопреки видимой бесполезности своей работы, молодой синьор, напротив, ещё усерднее и чаще макал перо в пузырёк и ещё старательнее водил им по бумаге. Более того, он время от времени брал линейку и что-то замерял то на листе, то в воздухе, прикладывая линейку к глазу по вертикали и по горизонтали, щурился, что-то бормотал себе под нос.

Так продолжалось долго. «Симулянт-художник» менял листы и делал новые невидимые зарисовки одного и того же пейзажа. Изредка поднимал лежавшую у ног круглую флягу и, поднеся её ко рту, делал большой глоток.

В середине дня он ненадолго прервал своё странное занятие и, улёгшись на спину, уставился в голубое небо, лениво пожёвывая белую хлебную корку. Отдохнув, поднялся и обошёл вершину холма, удостоверяясь, что кругом по-прежнему безлюдно. Солнце ещё стояло высоко, но уже не так припекало. Он решил поторопиться, чтобы успеть закончить рисование до наступления сумерек.

Молодой человек вернулся к мольберту, пошарил в большой потёртой кожаной сумке, извлёк из неё свинцовый карандаш и снова принялся за дело. С теми же листами. Но на этот раз на них стало кое-что проявляться. Вот большая удобная гавань, со стороны моря защищённая молами. Гавань заполнена множеством парусников, галер и лодок. Вот маяк. Вот узкие маленькие улочки возле гавани. Купол Сан Сиро, башня главного собора, череда дворцов.

В зарисовках тем не менее отсутствовали некоторые детали, которые чётко просматривались в живом пейзаже. Двойная линия укреплений окружала город. Высокие пункты возвышенности защищены башнями и редутами, многие из них покрывали строительные леса. На западе от маяка начинался и шёл по возвышенности на восток широкий вал. Поднимаясь и опускаясь, он тянулся вокруг города на полтора десятка километров. В некоторых его точках строились мощные форты. Рядом с гаванью расположилась обширная «дарсена» — арсенал, в котором стояли боевые галеры. Но молодой человек упорно не желал всё это замечать, будто вид укреплений оскорблял его эстетические чувства.