Рафаэль Сабатини - История любви дурака

Затем неожиданно глумливая ухмылка сползает с его лица, сменяясь серьёзным, печальным выражением, как только ему на ум приходит мысль: "Чтозавтра подумает фрейлейн Луиза, когда до неё дойдут новости? Как она вынесет это?" Что она любит де Савиньона всем своим сердцем и душой, шут знает очень хорошо, и как только он вспоминает об этом, то скрежещет зубами и вонзает ногти в ладони своих стиснутых рук.

Его воображение рисует, какой Луиза будет завтра, и душу ему захлёстывает огромной, всеподавляющей волной печали и жалости, омывающей и очищающей его от греховной радости, которую испытывал он лишь мгновение назад. "Она зачахнет и умрёт от этого, – говорит он себе, – всё равно как я чахну и умираю из-за любви к ней! Увы! Бедная Луиза!" И он тяжко и горестно вздыхает. Потом, оперев подбородок на руки, а локти на колени, сидит глубоко задумавшись, глаза его прикованы к полу.

И вот так он продолжает сидеть около часа, обдумывая странные мысли в странном роде и взвешивая в уме странное решение. Наконец, случайно подняв глаза, он останавливается взглядом на часах из золота и слоновой кости. Их вид заставляет его внезапно вскочить на ноги...

– Himmel! (Небеса! – нем. ) – восклицает он. – Остаётся всего лишь полчаса до полуночи – до похоронного звона по нему.

Он медлит мгновение в нерешительности, затем поспешно направляется к двери и исчезает.

Между тем случилось так, что из-за пожара, который несколько дней назад разрушил дворец Савиньона на Клостерштрассе (Монастырской улице – нем. ), маркиз оказался гостем своего будущего тестя – графа фон Лихтенау.

В ту самую ночь – то есть, как сообщает нам позорная страница Заксенбергских хроник, 12 августа 1635 года – де Савиньон удалился в комнату, отведённую в его покоях под спальню, как только пробило одиннадцать.

Чувствуя себя всё ещё бодрым, француз, который настроен, разумеется, поэтически, достаёт французский перевод "Одиссеи" и, бросившись в роскошное кресло, вскоре погружается в приключения Улисса на острове Калипсо . Его сердце полно сочувствия к нимфе и презрения к царю Итаки , когда шорох оконных штор возвращает маркиза обратно в Заксенберг и его обстановку, заставив вздрогнуть. Взглянув вверх, он замечает тёмную тень в оконном проёме, и, прежде чем успевает хотя бы шевельнуть пальцем, в комнату спрыгивает человек – и вот со странным выражением на лице перед ним стоит Куони фон Штоккен.

Воображая, что у этого визита отнюдь не дружественная цель, маркиз выхватывает из-за пояса кинжал, отчего тень улыбки мелькает на мрачном лице шута.

– Уберите ваше оружие, месье де Савиньон, – спокойно говорит он. – Я не наёмный убийца, но есть другие, идущие вслед за мной, и они заслуживают этого звания.

– Что ты имеешь в виду? – надменно вопрошает маркиз.

– Я принёс вам известие, месье, – отвечает Куони, опуская голос до шёпота, – что заговор по свержению Зонсбекской династии раскрыт.

Француз выскакивает из своего кресла, как если бы кто-то ткнул в него кинжалом.

– Ты лжёшь! – взвизгивает он.

– Лгу? – следует равнодушный отклик. – Тогда, если всё не раскрыто, как вышло, что я осведомлён об этом?

Затем, как бы не замечая встревоженности Савиньона, Куони продолжает в том же сдержанном тоне.

– Я также принёс вам известие, что у его величества имеется список вожаков, что ваше имя фигурирует в этом списке и что именно по королевскому соизволению, когда на колокольне Святого Освальда пробьёт полночь, это возвестит десятерым знатным господам, что их последний час на земле прожит, ибо к каждому в покои проникнут трое палачей, чтобы привести в исполнение смертный приговор, который без суда был вынесен королём два часа назад.

Француз слишком ошеломлён, чтобы сразу же ответить; он падает назад в кресло, его щёки бледны от страха, а глаза дико вытаращены на шута. Дело слишком серьёзно, поведение Куони слишком впечатляюще, чтобы оставались какие-то сомнения в достоверности его заявлений.

– И ты один из трёх убийц, кому поручена моя кончина? – говорит де Савиньон наконец, со вспышкой ненависти в глазах и с воспоминаниями о своей вражде с шутом в уме.

– Нет, – отвечает Куони просто.

– Тогда почему ты здесь? – следует яростный крик. – Почему? Ответь мне! Пришёл позлорадствовать над моей кончиной?

– Я пришёл, чтобы попытаться спасти вас, – звучит холодный, гордый ответ.

– Спасти меня? Я правильно тебя понял?