Александр Бушков - Паруса и пушки [litres]

Причины снова лежат на поверхности. Несмотря на Нантский эдикт 1689 г., уравнявший протестантов в правах с католиками, католическая церковь осталась во Франции государственной. Жестокий удар она пережила во времена французской революции, когда в массовом порядке казнили отказавшихся присягать новой власти священников, закрывали монастыри, громили церкви, уничтожив немало памятников культуры, от домов до статуй святых и бесценных для историков архивов. Однако Наполеон (сам, очень похоже, не веривший ни в Бога, ни в черта) прекрасно понимал, какую роль играет церковь в государственном управлении. И, став императором, заключил с Ватиканом договор-«конкордат», восстановивший прежнее значение католической церкви, хотя и в несколько урезанном виде.

Вторая атака случилась в конце 80-х годов XIX в., когда власти (отнюдь не левые, просто воинствующие атеисты) закрыли монастыри. Правда, в отличие от времен Генриха и французской революции все происходило бескровно. Если монахи отказывались уходить, монастырь брали в глухую блокаду воинские подразделения – чтобы там не могли получать продукты «с воли». Финал всегда бывал одинаковым – оказавшись перед лицом голодной смерти, монахи сдавались и уходили. К чести французского офицерства нужно упомянуть, что многие офицеры, не желавшие принимать участия в этом позорище, уходили в отставку. Об этих событиях можно прочитать в одном из романов трилогии о Тартарене из Тараскона Альфонса Доде. Кстати, другой классик французской литературы, Эмиль Золя, долго орал, что не следует останавливаться на достигнутом и следует довести дело до логического конца. Большой либерал и атеист (известный еще и тем, что всячески превозносил русских революционеров, в том числе и террористов), он печатно призывал отобрать у церкви и ее немаленькую недвижимость, с циничным простодушием говоря, что это принесет немалую прибыль. Однако власти на это не пошли – быть может, опасаясь народного возмущения, в первую очередь в департаменте Вандея, сущем оплоте католицизма подобно германской Баварии.

Долго продолжались попытки беззастенчиво преувеличивать число жертв Варфоломеевской резни, в основном подрисовывали еще один нолик. Однако широко распространена противоположная точка зрения, приводящая реальное число убитых. Так что никакой «черной легенды» о Карле Девятом не сложилось.

В отличие от нашего многострадального Отечества… Иванов Грозных числятся целых два – Иван Васильевич и его дед, Великий князь Московский Иван Третий. Имеется и Великий князь Владимирский (XIV в.), прозвище Димитрий Грозны Очи получивший за отнюдь не голубиный нрав.

Интересно, что в народном фольклоре, в сказках и песнях Иван Васильевич Грозный выставлен не злым тираном, наоборот, справедливым царем, милостивым к простым людям. Некоторые из числа больных на всю голову объясняют это «привычкой русских к многовековому рабству». Однако реальность заключается в том, что репрессии Грозного были направлены в первую очередь против стремившихся к сохранению прежней феодальной вольницы магнатов и сепаратистов вроде новгородских посадников. А для простого народа Грозный сделал немало – начиная от введения института губных старост до Земских Соборов, своеобразного парламента, в котором (в отличие от английского!) широко были представлены и крестьяне.

(Вообще, объективные историки не раз писали, что число казненных Грозным не превышает 12 000 человек, что значительно уступает числу казненных при Жирном Гарри и Елизавете Доброй.)

Однако «черная легенда» о вурдалаке Грозном укоренилась. Главная основа – «История государства Российского» Карамзина. Карамзин исторического образования не получил, хотя таковое уже существовало в его времена. У него вообще не было высшего образования – окончил лишь «заведение» некоего немца, примерно соответствовавшее более позднему гимназическому. Получив богатое наследство, он никогда не был ни на военной, ни на гражданской службе, история для него осталась чистой воды хобби. Иные господа развлекались крепостными театрами и крепостными гаремами, кутежами и карточной игрой – ну, а Карамзин баловался историей. Когда появились настоящие историки, серьезные и крупные (в первую голову Костомаров, Соловьев и Иловайский), Карамзин был задвинут на второй план, энциклопедический словарь Павленкова 1913 г. меланхолически констатирует, что двенадцатитомник Карамзина «почти утратил ныне всякое значение». Столь же невысоко оценивает его литературные заслуги: «в литературе – глава т. н. сантиментального (сентиментального. – А.Б. ) направления (повесть «Бедная Лиза»), совершенно бессодержательного, но имевшего значение для выработки форм литерат. языка». Новый виток популярности Карамзина случился уже в советские времена…