Владимир Лещенко - Обрученный с удачей

Эд пробормотал:

— Откуда-то идёт воздух. Вроде дует в шею.

— Эй, и верно. Я тоже чувствую, — сообщил Лоу.

— Что за этой переборкой?

— Может, главный грузовой трюм?

Послышалось царапанье, и Джон Серебряный спросил:

— Что ты делаешь?

— Тише ты, Окорок! Тут щель между досками. Я могу просунуть в неё пальцы.

— Если б расширить её...

— Если кто-то из команды этого проклятого плавучего гроба поймает тебя за этим, ты пропал.

— И что? Утопят нас или четвертуют? Но они и так собираются это сделать.

Лоу какое-то время трудился в темноте, потом сказал:

— Если бы чем разжать деревяшки...

— Тут под ногами какая-то доска...

— Дай-ка её сюда.

Теперь работали все и в конце концов сумели просунуть в щель в переборке конец прочной деревянной распорки. Дерево с треском подалось, и все по очереди принялись отдирать и выбивать доски, в спешке ломая ногти и загоняя щепки в ладони.

— Назад! Отойдите! — сказал капитан Джон и первым протиснулся в отверстие.

Все по очереди последовали за ним. Пробираясь на ощупь вперёд, они задыхались — трюмная вонь, запах загнившей морской воды и смешавшийся с ними запах перца (видимо, тут недавно был груз пряностей) жгли горло.

В полупустом трюме было почти темно. Но они наткнулись на случайно завалившийся сюда абордажный топор — весь покрытый ржавчиной, на разбухшем топорище. Дальше встретились припахивающие тухлятиной бочки с солониной. Потом — какие-то тюки и опять бочки... Вокруг всё было забрызгано какой-то дрянью. Из одной приоткрытой бочки торчала рукоять черпака. От густой маслянистой жидкости в ней припахивало серой.

— Дьявол! Это что — то пойло, которое черти на этом корабле лакают вместо честного рома? — принюхиваясь, осведомился Эд.

— А может, в этом дерьме местный хозяин топит пленников? — подал голос Лоу. — Помню рассказывали, что Монбар Истребитель так приканчивал пленных офицеров — окунал их головой в вёдра с хмельным. Испанцев — в мальвазию. Англичан — в джин. Голландцев — в...

— Да помолчи ты! — шёпотом приказал Джон, вытаскивая увесистый латунный черпак и суя в руки оробевшему приятелю. — Вот, глядишь, сойдёт кому-нибудь по башке звездануть!

Через полчаса они, пробираясь через люки и проскочив по главной палубе, оказались в следующем трюме, где вповалку валялось несколько дюжин их товарищей, связанных как куры или свиньи.

Освобождённые разминали затёкшие руки и вооружались кто свайкой, кто выдранным из бимса разболтавшимся нагелем, кто доской от разломанной бочки. В глазах их блестел лихорадочный задор. Как бы то ни было сперва нужно было добыть настоящее оружие. Потом — освободить Беатрис и других. Потом... не важно. Всё будет отлично — они не связаны, не беспомощны и с ними капитан Окорок — он башковитый, он придумает, как выбраться из этого дерьма.

Входная дверь каюты блестела резьбой и позолотой. Подталкиваемый молчаливым конвоиром Питер перешагнул порог апартаментов д’Ляллы и невольно замер, поразившись поистине королевской роскоши.

Задрапированные гобеленами и персидскими коврами переборки были сплошь увешаны дорогим оружием и старинными доспехами с полустёртыми гербами и девизами. «Наверняка обчистил какой-нибудь рыцарский замок, — подумал мельком Питер. — Или несколько».

Утренний свет свободно проникал сквозь выходящие на галерею иллюминаторы, огромные, как и сама эта воистину достойная любого адмирала каюта. Под ними располагался широкий и длинный письменный стол, заваленный картами и лоциями, соседствующими с большим глобусом и навигационными инструментами.

Чтобы обставить и украсить своё жилище, хозяин обобрал, должно быть, немало судов, свезя сюда бесценные сокровища со всех концов света. Со стен смотрели лики икон в золотых и серебряных окладах, изукрашенных драгоценными каменьями, и африканские маски из чистого золота. С мозаичного панно, выложенного бирюзовыми пластинами, ухмылялась чья-то жутковатая физиономия, скаля жемчужные зубы и сверкая глазами из блестящего чёрного агата. Зубы были из отборных белоснежных жемчужин с воробьиное яйцо. Мраморные статуи античной работы соседствовали с золотыми языческими идолами и фигурками животных, в чьих глазницах переливались редкостной красоты изумруды, алмазы и сапфиры. Китайские фарфоровые тарелки с чинными картинками из европейской жизни — как её представляли тамошние мастера — аккуратно стояли в резных горках. Шелка и индийские ковры висели бок о бок с полотнами старых итальянских мастеров.