— Состояние вашей печени — не повод для шуток, — улыбнулся Аиртон. — А ну-ка покажите руки. Видите эти коричневые пятнышки?
— Ну же, доктор, к чему меня бранить. Сегодня праздник! Она приедет совсем скоро. Письмо было отправлено… два с половиной месяца назад, за несколько дней до отплытия. Сейчас пароход уже в Индийском океане, а может быть, уже и у берегов Китая. Интересно, как она выглядит. Я вам говорил, что ее мать была настоящей красавицей?
— Только что.
— Знаете, Кларисса была дочерью богатого чайного плантатора. А я кто? Мелкий клерк у него на службе. Мы поженились в восьмидесятом. Ума не приложу, чего она во мне нашла. Она была такая… такая красивая, своенравная, полная жизни. Ее отец решил отходить меня хлыстом. Слышали бы вы, как она на него кричала. Стоит на лестнице, щеки полыхают, поправляет непокорные волосы… резко так… Никогда не забуду. Настоящая повелительница. Королева. Никто ей не смел перечить. Даже отец. Чего уж говорить обо мне. Она заставила отца пожать мне руку. Год спустя мы вместе с ним плакали у ее смертного одра. — Деламер громко шмыгнул носом. — Прошу меня простить, я зарекся вспоминать о тех страшных днях. Ее мать и отца тоже унесла холера. Я остался в огромном доме с ребенком на руках, один на один с оравой темнокожих слуг, которые то и дело спрашивали, что им делать с телами. Я не мог смотреть на малышку, которая была единственным напоминанием… Аккуратней, старина, телега! Вы не будете возражать, если мы сменим тему? А то я рассиропился. Отчего вы не рассказываете, как прошла беседа с мандарином?
Аиртон никогда прежде не видел Дэламера в таком состоянии. Здоровяк улыбался Аиртону с высоты своего роста, по загорелому лицу бежали слезы. Доктор был потрясен — в слишком уж неожиданном свете предстал перед ним Френк. Его вид чудесным образом сочетал в себе благородство и кротость, словно его обладателю был чужд творящийся вокруг хаос.
Доктор принялся подробно пересказывать разговор, состоявшийся в ямэне, а Дэламер, нахмурившись, внимательно слушал, время от времени шмыгая носом и кивая.
— Замечательно. Значит, наш добрый друг отрицает существование тайных обществ, — наконец сказал он и, помолчав, добавил: — Стало быть, на мой караван напал не Железный Ван, а какой-то старый крестьянин, а майор Линь, видать, отправился в Черные холмы по грибы да ягоды.
— К чему так утрировать? Мандарин меня обнадежил, а вы, значит, ему не верите?
— Даже и не знаю. Вы здесь с местной властью на короткой ноге. Он сказал, что все отлично? Вот и славно. Я вам всего-навсего пересказал сплетню, которую услышал от старины Лу за рюмкой, а Лу вечно чего-то боится. Впрочем, кто знает, чего ждать от этих китайцев? Плевать. Скоро ко мне приедет дочка!
Доктор Аиртон слегка отстранился, ожидая очередного хлопка по спине. Он никак не мог решить, в какой ипостаси ему больше нравится Дэламер: в веселой или грустной. На этот раз хлопка по спине не последовало, поскольку Дэламер неожиданно замер и вытянул руку, указывая куда-то вперед.
— Чтоб меня черти взяли! — расхохотался он. — Великая армия на марше! Майор Линь и его бравые гренадеры!
— Ради всего святого, только не надо им снова козырять, — доктор покраснел, вспомнив, как однажды пьяный Дэламер взял под козырек и маршировал рядом с колонной солдат, а майор Линь прилагал чудовищные усилия, чтобы не обращать на него внимания и сохранить достоинство. Потом доктору пришлось объясняться с мандарином, который был крайне удивлен поведением Дэламера, и выразил сомнение в том, что майор Линь когда-нибудь простит «торговцу мылом» смех и улюлюканье толпы, сопровождавшие процессию. Так или иначе, но в стараниях Линя превратить сброд вооруженных оборванцев в настоящих солдат воистину было что-то комичное.
Погонщики, сгоняя скот к обочине, кричали и осыпали друг друга проклятиями. Во главе колонны солдат на низенькой белой монгольской лошадке ехал майор Линь. Он был одет в безвкусную яркую форму, которую придумал сам, — в глаза бросались пышные эполеты и не менее пышный султан белых перьев, венчавший кивер. На сияющих черных сапогах серебром сверкали шпоры. Синие кители солдат были плотно застегнуты на яшмовые пуговицы. Впечатление портили гетры в традиционном китайском стиле и матерчатая обувь, равно как и небольшие зонтики, которые каждый солдат прикрепил к рюкзаку за спиной. Первая рота в двадцать солдат была вооружена современными карабинами, сделанными в Шанхае, а остальные — мушкетами и старыми ружьями времен опиумных войн. Доктор был удивлен. Несмотря на то, что солдаты явно родились и выросли в деревне, они маршировали увлеченно, а на их лицах был написан восторг. Капрал рявкал команды: «И! Эр! И! Эр! Раз! Два! Раз! Два!», а солдаты энергично, пусть и не очень слаженно, припечатывали ногами грязь. Майор Линь сидел в седле прямо, на его красивом лице застыла гримаса ярости. Мандарин рассказывал доктору, что во время недавней японо-китайской войны Линь попал в плен, где и проникся японскими методами военной подготовки, к которым, видимо, и решил прибегнуть после возвращения домой. Несмотря на комичный вид солдат, Линь был серьезен.
Читать дальше